Вдруг синий еле видимый луч, словно из бластера, появился из окна и стал прожигать деревянный стол вокруг ладони ошарашенного Томаса. Он уже хорошо знал, какую чудовищную силу несет этот смертоносный свет и просто замер в оцепенении. Загадочный луч буквально в два мига выжег ровное отображение руки на столе и пропал, оставив после себя только дым и запах жженого дерева, а также невредимую руку, если не считать подпаленных волосков.
– Что это?! Как? Опять Город заката?
– Конечно, нет.
– Тогда откуда ты?
– Даже не знаю, с чего начать.
– Вулкан! Северная сторона вулкана?
– Гораздо дальше.
– Там море.
– И в море больше ничего нет?
– Ха-ха! Нет, конечно, – рассмеялся озадаченный глупостью блондина Томас, но тот его резко перебил:
– Ты очень сильно заблуждаешься. Когда в следующий раз решишь рассмеяться, посмотри на выжженный отпечаток своей руки на столе. Подумай, я могу одним движением пальца уничтожить тебя и всех, кто есть на твоем острове. В течение нескольких минут. Тебя, мутантов и всех, кого ты знаешь. Конечно, ты можешь считать меня богом, но все же называй Прокуратором. Договорились? И просто слушай меня внимательно.
– Что это за бред! – вскочил Томас.
– Тебе не достаточно?
– Еще раз спрашиваю: ты кто?! – уже кричал король, вновь испытывая некий предательский и неконтролируемый животный ужас.
– Подойди к окну, – спокойно попросил блондин и опять повернулся куда-то в сторону и стал шевелить рукой по столу.
Томас, еле сдерживая свой страх и стараясь утихомирить дрожь в коленках, медленно подошел к окну, откуда увидел залитую солнечным светом площадь перед замком, по которой прогуливались влюбленные парочки и торговцы с лотками:
– И?
– Смотри.
Вдруг свет начал тускнеть, словно облака закрыли солнце. Но небо было чистым, а согревающего солнечного света все равно становилось все меньше и меньше. Обеспокоенные внизу люди замерли и стали напряженно всматриваться ввысь. И тут, когда уже стало почти полностью темно, словно глубокой ночью, обомлевший Томас обнаружил, что нечто закрывало солнечный диск. Как будто это было затмение, но бледная луна виднелась на горизонте совершенно с другой стороны. Закрывающий небесное светило объект был невероятно огромным и, судя по всему, неведомым образом им управлял этот странный блондин из ослепляющего в наступившей темноте экрана Связи.
Шатаясь, опустошенный и униженный король Парфагона и Арогдора подошел к своему мягкому креслу, медленно присел на него и обреченно вымолвил:
– Я готов слушать…Прокуратор.
Поздно вечером бледный и ни на что не реагирующий Томас наконец спустился к аплодирующим ему гостям, в своих лучших нарядах заждавшихся начала праздничного ужина в обеденном зале, где огромные и аппетитные натюрморты смотрели со стен на богато сервированный стол. Со злостью отмахнувшись от всех приветствий, он молча занял свое место во главе стола и стал монотонно поедать все, что ему подавали слуги. Рядом сидели воодушевленные Калица, Элизабет, Кейт, Ален, Макс, новоиспеченный трибун Карл Линн, а также другие немногочисленные офицеры Парфагона и все выжившие в смертельном походе рыцари. В противоположном конце стола по-прежнему восседала бледная и равнодушная Мария вместе со своей словно оглушенной дамской свитой, отныне не реагирующей на бесконечные пошлые шутки с мужской части комнаты. Она попыталась переосмыслить ситуацию, но не нашла ни единого решения кроме как делать вид, что ничего не происходит. Она знала, что их сломанная жизнь уже никогда не будет прежней, и его уже не стоит ждать в своей опустевшей без огромного супруга кровати.
Радостные люди под звон вилок и ножей оживленно обсуждали светлое будущее освобожденной Селеции и ознаменовавшее его необычное солнечное затмение. Однако Томасу было ни до затмения, ни до Марии, ни до кого-либо вообще.
Кроме Элизабет.
Хотя не все детали были до конца понятны, в его гудящей голове сложилась целостная картина настоящего мира, в котором он жил. Теперь он знал, что в действительности творилось все это время на Селеции. И его это шокировало. Еще лучезарным и беззаботным утром он считал себя почти богом, но теперь отлично понимал, что является просто винтиком в чьей-то грандиозной игре. Игре, в которой есть смысл. Страшный и великий смысл.
Прежде всего, выяснилось, что несчастный Альберт был предельно честен с ним, когда говорил про глобальные правила жизни. Он говорил, что существуют противоборствующие стороны, которые всегда проигрывают, а также высшие уровни, где жизнь идет по другим правилам и где уже нет сторон.
