сделали после того дня на Терре. Нас превратили в орден за грехи наши. Никогда не хотел этого, но подчинился — устал драться с родными братьями, да и слишком многое нужно было восстановить или перестроить.
Примарх горбился и не смотрел на юношу. Даже его терзал вечный холод в пещерах Клыка.
— Я ненавижу то, что не знаю, когда в действительности погиб Лев, — пробормотал Леман. — До меня доходят разные вести, но я не верю им. Он не появлялся на советах, где Жиллиман и Дорн спорили о будущем Империума. Нам говорили, что Лев сражается в кампаниях Очищения, и мы не видели в этом лжи. Но если бы он вернулся, то, возможно, воспротивился бы изменениям. Он всегда гордился своим легионом, и по праву.
Русс тряхнул головой, и нечесаные пряди — когда-то светлые, теперь седые — упали ему на лицо.
— После Осады он вернулся на Калибан, и больше никто о нем не слышал. Сейчас всё держат в тайне, а из-за этой бесконечной войны нет времени на поиски истины. Утверждают, что он погиб в битве с Великим Врагом. Может, и так. Но лично я думаю иначе. — Леман ухмыльнулся. — Я же знаю, как тяжело его одолеть. Лев был высокомерным ублюдком, но имел на то причины. Настоящий рыцарь.
Так вот в чем дело. Сгинул примарх Первого легиона, и новость об этом только сейчас достигла Фенриса. Русс оплакивал брата, а не кого-то из воинов своего очага.
— А что с Кровавым Воем?
Вопрос Хальдора мог показаться дерзким, но Леман лишь рассмеялся. Он повел плечами, начиная выходить из оцепенения.
— С Йорином? — переспросил Русс, сверкнув во тьме клыкастой улыбкой. — Да, Йорин… Ты не услышишь его сагу за длинным столом, как и сказания тех, кто последовал за ним, — Волчьих Братьев из Тринадцатой. Их истории не для пиров, и ты слишком юн, чтобы слушать их, щенок.
Он проницательно взглянул на воина. Лицо Русса наполовину скрывалось в тени.
— Лев никому не говорил. Никогда. Он мог поведать Империуму о нашей хвори, ухудшить мое положение, но даже в гневе ничего не рассказал. — Примарх поразмыслил над этим. — Он умел хранить секреты. Увидел наш изъян, но стерпел это, поскольку был по-настоящему благороден. Получается, Лев и правда оказался лучше нас. Первый среди всех, лидер образцового легиона. Если я и был в долгу перед ним, то за его молчание.
Леман прислонился к стене пещеры.
— Но Льва больше нет, и эпоха примархов еще ближе подползла к завершению. Правда, я пока здесь, так? — Он снова ухмыльнулся. — Все еще цепляюсь за жизнь, как ворон за кусок падали. Впрочем, однажды я уйду, когда почувствую, что уже пора, но до тех пор буду торчать здесь и следить за вами — бандой дикарей, которым нужда твердая рука.
Русс опять рассмеялся.
— Как там тебя зовут?
— Хальдор Пара Клыков.
— У тебя почетное прозвище? Уже?
Юноша поднял на ладони два клыка с продетой через них бечевой, которые носил на шее.
— Вырвал их у зверя, когда был в глуши.
Примарх одобрительно хмыкнул:
— Неплохо. Но смени их на кости врага, как только выпадет шанс.
— Сменю! — пылко ответил Хальдор. — Этот день близится — на рассвете мы уходим в пустоту.
— Ах да, — понял Леман, — ты же из стаи Эски, свежая кровь.
Он тяжеловесно поднялся и закутался в меха. Оставаясь великаном, Русс теперь двигался подобно старику, измученному холодом и тьмой. Пара Клыков вскочил на ноги и поспешил уступить ему дорогу.
— Тогда я понимаю, как ты отыскал путь сюда, — сказал примарх, взяв Хальдора заскорузлой ладонью за плечо. — Тебе уже сказали, кто ты есть?
Конечно же, сказали. Хальдору твердили это снова и снова, вколачивали в него истину с первых дней обучения. Со временем он устал от бесконечных повторений простого факта.
— Первый воин, который вступит не в легион, — почти бездумно произнес юноша. — Первый воин, который вступит лишь в орден.
Русс кивнул:
— Хорошо. Значит, чему-то тебя все же учат.
Он направился вниз по туннелю, глубже в недра горы. Пара Клыков замешкался, не зная, должен ли идти следом.
— Господин, желаете ли вы…
— Нет, не нужно. — Леман остановился на мгновение. — Вернись к огню. Поешь, повеселись. — Примарх наполовину обернулся. — Но я скажу тебе то же самое, что говорил Йорину, хотя это не помогло ему. Все должно остаться так, как было в старом мире. Я не хочу, чтобы новые войны смыли наши воспоминания. Если доживешь до седой шкуры, припомни это. Все, что мы делаем, отзывается в будущем.
Он повернулся уходить, но вновь помедлил и прищурился.
