Ах, да. Морти ведь говорила, что Артэйз потерял в резне любимого дядю: видимо, того самого.
– Эмер Айкатт стал во главе дома, когда его старший брат погиб на переговорах, – продолжил Лод, отвечая на не заданный мною вопрос. – Тот любил Айкатта всем сердцем и его детей – как собственных. Сам он когда-то разорвал помолвку со своей суженой, другую заключать не торопился, а потому считал Лу своим будущим наследником. Вот и решил обручить Морти именно с ним.
– Как интересно. А почему он разорвал помолвку?
– Понял, что его невесте больше по сердцу его друг. И что её чувства взаимны. А поскольку он искренне любил обоих, то решил не мешать их счастью.
Внезапная догадка заставила меня подозрительно сощуриться:
– А этим другом случайно не был отец Альи и Морти?
Лод в ответ только кивнул.
– И поэтому Повелитель так хотел, чтобы его дочь стала частью дома Рауфгата? Потому что в некотором роде испытывал чувство вины?
Ещё один кивок.
Ничего себе мелодрама.
– А Алья не разрывает помолвку, потому что уважает, так сказать, последнюю волю отца?
– И матери. Когда Повелительница лежала на смертном одре, Лу поклялся, что будет беречь её дочь больше, чем себя самого. Ему тогда только исполнилось десять, но он всегда был серьёзным молодым человеком, – Лод сказал это без всякой насмешки. – Последнее, что Морти слышала от своей матери – что с Лу та спокойна хотя бы за её будущее.
Как же часто родители ломают наши жизни. Даже самые любящие. Чем больше они любят нас, чем больше мы любим их – тем больше на нас давит груз обязательств, желания соответствовать ожиданиям и чувства вины, если не соответствуешь; тем больше ты превращаешь в нерушимую заповедь последнее, что родитель успел сказать или сделать, прежде чем бросить тебя навсегда.
– Значит… когда-нибудь Морти выйдет замуж за Лу… а ты останешься её хальдсом?
– Если мы все доживём до этого момента, – мягко сказал Лод. – Я знал, на что иду. Мы все знали. И мы не первые, кто будет жить так. Мужем её мне в любом случае стать было не суждено: то, что Алья сделал меня Первым Советником, – уже нонсенс, с которым дроу смирились, признавая мои дарования. Но выдать за меня принцессу – за человека, своего вассала… почти то же, как если бы Навиния обручилась с конюхом.
И снова в словах – ни досады, ни печали, ни горечи.
Пожалуй, иногда я понимала, почему Лу сомневался в наличии у него сердца.
– При её взбалмошности, пожалуй, могла бы.
– О, только не в этом вопросе. Её любовники всегда были весьма высокопоставленными особами, – Лод ухмыльнулся. – Должно быть, Алья действительно так хорош в этом деле, как шепчутся придворные дамы Морти, если сумел произвести на принцессу впечатление в одиночку.
– Ну, у него же есть иллюзии… ой.
Осознав, что сморозила, я покраснела, но Лод только рассмеялся, звонко и коротко.
– Не думаю, что ему пришлось к этому прибегать, – сказал он потом. – Хотя кто знает? Навиния даже при первом… опыте в этом деле предпочла двоих.
– Серьёзная заявка.
– Ещё более серьёзная, если учесть, что невинности её тоже лишали двое. Одновременно.
Я уставилась на колдуна во все глаза; почему-то вспомнилось, как в школе мне периодически напоминали, что у меня их четыре.
– Да ты шутишь!
– Абсолютно серьёзен.
– Это невозможно. Чисто физически.
– Ну, её любовники были магами, а магия открывает интересные возможности в этой области. Если верить слухам, гулявшим при её дворе…
Когда Лод, переплетя пальцы, образовал тыльной стороной ладоней угол в девяносто градусов, а затем устроил мне краткий экскурс по теме «использование левитации в постели» – с лукавством во взгляде, явно наслаждаясь моей реакцией, – я даже ответить ничего не смогла.
Биссектриса в прямом углу. Святые ёжики.
Нет, я, конечно, люблю математику, но не настолько же.
– Дай-ка угадаю, – вымолвила я, когда ко мне вернулся дар речи. – Закончилось это весьма плачевно, а потом принцессу долго лечили.
Нет, в книжках, над которыми смеялись мы с Сашкой, я не раз встречала влажные авторские фантазии на тему «двое с разбегу и без последствий в одну млеющую девственницу, получающую от оного процесса одно лишь неземное блаженство». Однако, как я уже говорила, авторы подобного редко озадачивались такой ерундой, как правдоподобность. И хоть у меня в таких делах не было никакого опыта, я имела исчерпывающее представление не только о дефлорации, но и о многом другом: благодаря Интернету, хорошему знанию биологии человека, огромному количеству разной художественной
