скользят ниже, вздрогнув, останавливаются на твёрдых, натягивающих ткань сосках. Акеми вскрикивает, когда Жиль приникает к ним ртом и жадно прикусывает, ищет его ладонь, направляет ниже. Простыня падает — и под руками мальчишки нежная кожа бёдер девушки, и пальцы касаются горячего, влажного. Акеми отступает на шаг, раскинув руки, валится на гору чистого белья.
— Иди сюда, — шепчет она. — Ну ты чего?
Жиль медлит, смотрит на неё поблёскивающими в полутьме глазами. Взгляд дикий, нерешительный.
— Я н-не… ни разу. В-вот так вот.
— Научу.
Жиль тоже шагает вперёд, словно бросается в тёмную воду, и падает сверху. Он худенький и лёгкий — и всё равно подставляет руки, чтобы не придавить Акеми собой. Но девушка тут же притягивает его к себе, обхватывает, кажется, сразу всего. Поцелуй, жадный и голодный, получается естественным продолжением движения. Словно Жиль за этим и бросился — как умирающий от жажды за внезапно увиденным в доступности стаканом воды. Губы у Акеми обветренные, с жёсткими клочками подсохшей кожи. Эти клочки чувствуются, как маленькие колючки под языком; Жиль мимолётно думает, что у него самого губы такие же. Это похоже на прикосновение чего-то, бывшего ранее единым целым, разъединённого и теперь стремящегося слиться вновь. Как сходящиеся, срастающиеся края раны. Почти больно.
Акеми разжимает объятия — но лишь для того, чтобы высвободить ладони, провести ими по коже Жиля, вжимая в него подрагивающие пальцы, будто пытаясь проникнуть внутрь. По шее, плечам, спине, контрастно-нежно скользя по шрамам, обрисовывая контур «языка» на левой лопатке. Сжимает ладони на тонкой талии, мнёт и тискает ягодицы. Жиля начинают бить приступы крупной дрожи, он всхлипывает в поцелуй каждый раз, когда Акеми находит новую чувствительную точку на его теле. Он не пытается перехватить инициативу, позволяет Акеми вести — обещала же научить.
Она учит его до глубокой ночи, до тех пор, пока у обоих хватает сил. Водит его руками по своему телу, взяв за запястья. Вполголоса, с хрипотцой, уходя то в шёпот, то в стон, командует — где нажать посильнее, где погладить. Жиль подчиняется с жадным удовольствием, повторяет то, от чего Акеми начинает метаться и стонать, смелеет, пробует сам, без команд — а если так? А вот так?
Вкус у Акеми солоноватый, мускусный, на языке терпко, когда Жиль ведёт мокрую дорожку по груди и животу. Спускается ниже, к подрагивающим бёдрам и влажным тёмным завиткам. Гладит пальцами, раздвигает нежные складки, чуть погружая кончики в горячее, мокрое и скользкое, потом подаётся вперёд. Трётся лицом, вдыхая запах девушки и чувствуя, как окончательно плывёт осознание окружающего мира — будто он немного пьян. Акеми прерывисто и требовательно вздыхает, пристанывая на самом выдохе, — «ну же!» — и Жиль повторяет путь пальцев языком. Акеми протягивает руку, вплетается в его волосы, направляет, задаёт ритм, двигает бедрами навстречу, но это не длится долго. Она тянет его вверх, и Жиль поднимается, скользит по ней, попутно прихватывает губами напряжённые горошины сосков.
Потом их губы встречаются снова — Акеми чувствует свой собственный вкус, чуть прикусывает Жиля за нижнюю губу, отстраняется, кладёт ладонь ему на поясницу:
— Давай! — шепчет она голодно и увлекает Жиля в новый поцелуй, одновременно с его движением вперёд и внутрь. Обхватывает его ногами и руками, оплетает тесно-тесно. Жиль не понимает, от чего ему не хватает воздуха — от слишком острых, прошивающих его насквозь ощущений, от объятий Акеми… От её глаз, абсолютно чёрных из-за расширенных до предела, съевших радужку зрачков, от жаркого дыхания в унисон, рот в рот… Или от всего и сразу. Он хватает воздух ртом, движется в беспорядочном, древнем, вшитом в самое подсознание ритме — не осознавая и не отмечая в сознании, что Акеми подстраивается и угадывает каждое следующее движение так, словно они и впрямь срослись в единое целое. Всего становится слишком много, Жиля словно подхватывает и несёт в водоворот яростная тёмная вода, бушующая стихия. Он сорванно кричит, содрогается, когда ему кажется, что тело взрывается изнутри, обессиленно падает на Акеми и из какого-то дальнего далека слышит её ответный крик.
Мокрые, счастливые, опустошённые, они лежат, вжавшись друг в друга, среди разворошённых простыней. Акеми тихонечко жуёт лепёшку, Жиль умиротворённо сопит ей в шею, и его рука поглаживает бархатистое бедро девушки.
— Т-ты не пожалеешь? — спрашивает он вдруг.
Акеми издаёт негромкий смешок, трётся ягодицами о его живот.
— Я жалею только о том, что не сделала этого раньше. Думала, что это не…
— Неп-правильно?
— Угу. Села не в свой гиробус.
— Далеко он т-тебя завёз, — зевает Жиль.
— Бака, — нежно говорит девушка.
Жиль счастливо вздыхает, закрывает глаза.
— Мне н-надо идти, а т-ты меня замучила. В-вот так вот…
— Вместе пойдём. Отдохнём совсем чуть-чуть, и…
— Люблю тебя, — бормочет Жиль и проваливается в глубокий сон.
