Дико, когда руку протяни — и вот еда, самая разная, и её не надо отрабатывать и выменивать по купонам, которые все работающие получают в конце недели. И вино в пластиковых бутылках. Красное, ароматное и терпкое, а не отвратительный кукурузный виски, который вечерами глушат жители Третьего круга. Второй круг кажется другим миром — красочным, живым, щедрым, но в то же время чужим и обманчивым. Как призраки, о которых Акеми знает из маминых сказок.
«А не завидуешь ли ты, дорогая?» — вкрадчиво шепчет внутренний голос.
— Нет, — решительно отвечает себе Акеми.
Она вспоминает тот день, когда лишилась доступа во Второй круг. Ей было тринадцать, она посещала курсы шитья дважды в неделю. И в один злосчастный вечер нарвалась на любителя молоденьких девочек. Неизвестно, что сделал бы он с Акеми, не сумей она дать отпор по всем правилам, как учил её отец. К несчастью, мужчина, напавший на неё, был из элиты, и Акеми Дарэ Ка выставили в итоге не пострадавшей стороной, а агрессором. В наказание девчонка получила понижение уровня доступа до минимального и метку в личное дело.
«И ненависть к проклятым элитариям на всю оставшуюся жизнь», — добавляет мысленно Акеми, зло косясь в сторону девиц из Ядра, разодетых в роскошные платья.
«А завтра твоя младшая сестрёнка, твоя Кейко-звёздочка выходит замуж за одного из этих лощёных клоунов, — напоминает внутренний голос. — И ты ничем не сможешь ей помешать».
Акеми бредёт через поляну к столам, накрытым возле живой изгороди из роз, отделяющей цветочный сад Собора от городского парка. Цветы ещё не распустились, но кое-где уже видны ярко-алые бутоны. Ещё неделя — и тут будет очень красиво. Только Акеми цветения не увидит. Людям с её уровнем допуска вход в городской парк Второго круга разрешён лишь по большим праздникам, шесть раз в году. «Зато я увижу осеннее цветение, — ободряет себя девушка. — Оно не менее красиво. И листья на деревьях будут, как пламя…»
Она набирает в целлюлозный кулёк жареной рыбы с блюда на столе и берёт к ней зелёную веточку с приятным пряным запахом. Надо хоть что-то новое попробовать. Праздник же. Кто-то несколько дней подряд готовил угощение для всех людей Азиля. Это традиция — сильные заботятся о слабых.
— Т-ты п-почему мрачная? — окликает из-за плеча Жиль.
— Тебе все причины перечислить?
— Одну. Г-главную. Но сперва п-поешь. Сытая т-ты не т-такая сердитая, в-вот так вот.
Акеми вздыхает и принимается поглощать рыбу. И находит её удивительно вкусной. Жиль в это время что-то потягивает из кружки. Девушка принюхивается и возмущённо восклицает:
— Боннэ, ты где это взял?
— В-всем н-наливали…
— Бака! Дай сюда! Тебе ещё нельзя!
Жиль одним глотком допивает содержимое кружки и нахально заявляет:
— К-как н-на тебя голую см-мотреть — так м-можно, да? А к-как вина — так ещё н-нет?
— Возьми рыбу, закуси, тебя ж развезёт! — стонет Акеми, безнадёжно пытаясь запихать мальчишке в рот кусок.
Окружающие посмеиваются, глядя, как Жиль отпрыгивает от неё на полшага, уворачиваясь и строя рожицы. Акеми путается в длинном сарафане и то злится, то смеётся.
— Бака! Пьяного я тебя домой не потащу! А начнёт тошнить — попадёшь на штраф за… за… — она останавливается, придумывая, за что же. — За свои выходки!
И в этот момент понимает, что мальчишка смотрит куда-то в сторону и совершенно её не слушает. Стоит, опустив руки, и лицо у него такое, будто его водой окатили. Акеми становится рядом, пытается проследить его взгляд.
— Жиль?..
В саду Собора, в стороне от трапезничающих горожан, посреди лужайки кружится молодая светловолосая женщина в серо-голубом платье. Вокруг неё вьются довольные дети: подбегут, похлопают в ладоши — и отскакивают, озорно хохоча. Глаза молодой женщины завязаны шарфом, она ловит детей, ориентируясь на их звонкий смех и голоса. На скамье под цветущей сиренью сидит широкоплечий темноволосый священник и со счастливой улыбкой наблюдает за их игрой.
— Жиль, эй… — ещё раз окликает мальчишку Акеми. — Это отец Ланглу, да?
Тот еле заметно кивает. На лице — странная смесь радости и замешательства.
— Не ходи, — тихо просит Акеми. — Если плохо расстались — не ходи туда.
Мальчишка делает шаг в направлении сада. Акеми торопливо хватает его за рукав рубахи, тонкая ткань трещит и ползёт под пальцами.
— Жиль, не надо! — почти кричит Акеми — но мальчишка уже бежит туда, где светловолосая женщина играет с детьми на поляне под внимательным взглядом священника.
Водоворот смеющихся малышей подхватывает Жиля, несёт. Он бежит вместе с детьми, хлопает в ладоши и оказывается всё ближе к женщине с
