После некоторых уговоров с моей стороны явился даже брат Тенезмий, изрядно удивленный таким обстоятельством. Поскольку раньше он регулярно отказывался от празднеств, на него давно махнули рукой и уже давненько никуда не приглашали.
Трамп и другие старейшины пили наравне со всеми: грешно быть трезвым в праздник, если ты полностью здоров.
К этому времени эльфы уже убрались по своим унылым делам. Старейшины определили им для ночевки Медовые озера рядом с поселком.
Я был совершенно трезв, а следовательно, грешен: сложив руки на груди, я смотрел, как Джальтана, сбросив высокие сапоги, лихо отплясывает об руку с братцем.
Ее волосы сверкающей кометой пролетали над кострами, синие глаза озорно блестели.
Мне был знаком этот блеск… С таким же блеском и таким запалом она танцевала со мной год назад…
Теперь она заполучила нового мужчину, новую игрушку, которая дарила ей яркие чувства. Потом впечатления поблекнут, и игрушка будет брошена без зазрения совести. А может быть – и нет. Может быть, это именно я не подошел ей.
Женщины иногда бывают жестоки.
Но то же самое можно сказать и о мужчинах. Когда в их кошачьих усах перестает проскальзывать искра, они молча исчезают в неизвестном направлении, не неся благоглупости о дружбе и приятельстве.
Уж если откровенно, я не знаю, чье поведение более бессердечно.
Расшалившийся дедуля плясал в одной набедренной повязке. Он не подпускал к себе на длину копья ни девочек, ни девушек, ни даже бабушек (некоторые бабушки имели на него виды), и, как мне начинало казаться, правильно делал. Не знаю, что за горькая история крылась в его прошлом: может, никакой, может, он сразу родился умным и осмотрительным.
Конечно, я пытался это вызнать, но всякий раз дело заканчивалось близким знакомством с Указующей Бляхой.
Так или иначе, меня, сироту, не помнящего родителей, дедушка воспитал как следует.
Меня и еще три десятка пацанят.
Не знаю, что он во мне разглядел, раз вручил топор, надумав сделать главой старейшин и воспитателем боевых варваров.
А сегодня я его обманул. Обманул во благо, но обман есть обман, особенно для Джарси.
Музыка неистовствовала. Малиновый шар солнца парил над зубчатой кромкой гор.
Я был у дальних столов, сложив руки на груди, и ощущал себя прокаженным на празднике. Мне не нравилось быть варваром Джарси из клана Мегарон и уж тем более мне не хотелось наследовать должность дедушки. Я противоестественно хотел туда,
Музыканты взяли паузу, чтобы отдышаться и выпить хмельного. По площади раскатился веселый гомон.
Я вздохнул.
Тут меня нелюбезно дернули за локоть.
– Ну? – спросила Мэй, вдова Годрика Вшивого (не спрашивайте о прозвище, он получил его за дело). – С кем ты надумал меня познакомить?
Я молча указал пальцем. Брат Тенезмий глодал свиное ребрышко у крайних домов.
На полных щеках Мэй обозначились складки:
– Святоша? Ты не сдурел ли, Фатик?
– А ведь он про тебя спрашивал…
Маленькие глаза Мэй сверкнули.
– Иди ты?
– И запинался и краснел как мальчишка.
– Великая Торба!
– Только будь с ним мила, он очень стеснительный.
– Святоша, хм… Суховат…
– В самый-самый раз! Но не говори ему: мол, это ты про меня спрашивал? Застесняется и убежит.
Мэй хмыкнула и оправила подол сорочки, так что та натянулась на тяжелой груди.
– Не учи. Бывай.
– Удачи.
Мэй двинулась к миссионеру напролом. Я мельком пожалел святошу. Я, так сказать, раздул поросячьи страсти, вновь прибегнув ко лжи во благо. Не совершил ли я зла, не сбежит ли завтра брат Тенезмий из клана, тем самым нарушив свою епитимью? Или, того хуже, от безысходности повесится на воротах свинарника?
