Интересно, где Джальтана, эльф по имени Талиэль и прочие из окружения брата? Мертвы или пока живы? Смертоносцев, похоже, кверлинги вырезали, как и аколитов. А сколько правды в словах брата? Он – наследник? Или Монго Крэйвен? Прыгал ли эльф в пропасть, услышал ли отряд слова Оракула? И кто в моей команде – шпион?
Синекожая богиня сказала, что наследник Гордфаэлей умрет в зале. Похоже, ее слова грозили сбыться.
Думай, что делать, Фатик. Думай, что делать!
Я осторожно уложил добрую фею на каменный пол, выпрямился и совсем не героическим жестом подтянул штаны.
Фальтедро все еще играл с жемчужиной, ее мерцающий свет дробился рубиновыми искрами в его карих глазах.
А вот и шепот. Легок на помине. Теперь до появления смерча осталось немного.
Метнуться к Фальтедро и вырвать у него жемчужину? А потом, одним рывком, кинуться в пропасть? А если Бог-в-Себе просто соскочит с ладони мага и ухнет в провал? Ну а я следом, в качестве бесплатного довеска? Зерно нерожденного бога должно быть при мне, только тогда оно сможет защитить меня от смерти. Если же я разобьюсь, кто доставит зерно к Источнику?
Слишком рискованно. Впрочем, что я теряю? Не думаю, что Фальтедро собирается оставить нас в живых.
Я почти примерился метнуться к чародею, как Фальтедро поднял голову и, взглянув на меня, строго покачал головой. Тут же руки Шатци заключили меня в железные объятия.
– Но-но, Фатик. Я вижу, что у тебя на уме. Не стоит, расслабься. Я считаю, что должен тебе кое-что пояснить, прежде чем уйду. Прежде чем уйдет твой брат. Я вижу в том свой моральный долг. Тебя обманывали как-то слишком нагло, и много, и мне тебя, скажу я честно, жаль… Итак, слушай…
– Времени у меня маловато тебя слушать, – буркнул я.
Маг улыбнулся – бледно так, иронично.
– У всех у нас маловато времени, Фатик. У тебя, у меня, даже у мира, в котором мы сейчас пребываем. Но кое-что отныне изменится.
Снова лекции. Сквозь удивление и ярость я ощутил нечто похожее на скуку. Слишком банально услышать оправдания злыдня; они всегда оправдываются перед тем, как тебя прикончить, если имеют интеллект чуть выше табуретки. Впрочем, Фальтедро не считает себя злыднем. Он блюдет свои интересы, я – свои, и вот они пересеклись – и чародей, приложив умение и хитрость, одержал победу.
Фальтедро передернул плечами и спрятал зерно нерожденного бога куда-то в складки своего наряда. Пот крупными каплями покрывал его лоб.
– Ты привел к нам Тулвара. Это правильно. Совершенно бесполезный субъект, однако же своим бегством доставивший нам беспокойство. Живое шельмование идеи абсолютизма… Дагеста… м-да, все равно не любила свой прежний облик… А маска делает нас фактически бессмертными – переход из
Он замолк, погруженный в свои мысли, – видимо, однажды проводил эксперимент с маской Атрея и на себе, но все-таки вернулся в свое тело – еще крепкое, годное к длительной службе.
Отрывистые предложения, которыми он меня потчевал, раскрыли главное – в живых ни меня, ни Тулвара, ни кого-либо из моего отряда он оставлять не намерен. А что касается Шатци и его окружения?
Сердце отчаянно стучало в груди.
Туман охватил уже плечи Фальтедро. Пока он думал, полуприкрыв глаза, я осмотрелся украдкой, не особо крутя головой. Напротив меня, по другую сторону невидимой ямы Оракула, виднеется циклопическая арка центральных ворот, чем-то похожих на врата Боевой Арены в клане Джарси. Створки закрыты. Проходы на кольцевую галерею затянуты туманом, их не видно. Между ними находятся каменные ниши, похожие на книжные шкафы – там, в свитках, хранятся записи посещений Оракула за все время его существования. Много пергамента с регистрациями смертей и именами тех, кто посетил Оракул, пусть даже зачастую эти имена выдуманы, ибо посетители стремятся соблюдать инкогнито. Где же Джальтана и прочие из отряда Шатци? Здесь, скрыты туманом, или давно отдыхают на дне ямы, списанные Фальтедро
Я уставился в перевернутую чашу потолка, рассматривая выцветшие от времени фрески с изображением Аркелиона и самого Рамшеха – роскошно одетого бородача с огромными глазами. По-моему, бог страдал хворью, от которой выпучиваются гляделки.
Амок был готов взорваться в моей голове.
Но я держал его на привязи – понимал, что из объятий Шатци мне не вырваться.
Затем я ощутил, как меня давит чей-то взгляд. В кольцевой галерее, над аркой ворот, в глубокой тени стоял некий скрытный господин. Он взирал на меня с живейшим интересом, так голодный лев смотрит на ягненка.
