– Согрей меня, Фатик.
Я согрел ее, и это было чудесно.
К вечеру до границы с Талестрой оставалось примерно двадцать миль. Я подгонял лошадей, я не хотел, чтобы туча нас захватила сегодня, завтра или послезавтра. В этом было нечто трусливое и истеричное, не подходящее варварам Джарси, и особенно – воспитаннику самого Трампа: это когда, интересно, я настолько боялся, что рисковал загнать лошадей? Я остановил караван. Все, баста, приехали. Границу с Талестрой будем пересекать завтра утром – памятуя о том, что там могут бродить шайки, бежавшие с каторги.
Интересно, призвали ли чародеи кверлингов для того, чтобы очистить от швали приграничье? Варвары Джарси обошлись бы им дешевле. С другой стороны, Джарси – гуманисты, а кверлинги – та же самая шваль, только связанная узами человеконенавистнической философии и дисциплины.
Туча слилась с темнеющим горизонтом. Она стала еще ближе. Зарниц не было.
Мы разожгли костры. Маммон Колчек сжевал десять фунтов сухарей, запил бочонком порядком заигравшего на жаре пива, начистил жубы и, плюхнувшись на плоское седалище, мгновенно уснул. Туча не слишком его волновала. Я приготовил ужин для доброй феи и себя, разложил мясо и овощи по тарелкам. Однако не успел отнести – меня позвала Крессинда. Наш общий гном вроде бы слегка оклемался.
Я забрался в фургон, временный филиал сумасшедшего дома. Крессинда осталась снаружи – проявила нечто вроде благородства, мол, встреча старых друзей, то да се. Спеленатый Олник смотрел на меня глазами круглыми, как у совы. Он сидел, откинувшись на подушку, заботливо подставленную Крессиндой.
– Фатик? Я вижу твою оболочку… у тебя с левой стороны протекает… Почти вытекло… Красное…
Мое сердце нехорошо екнуло.
Видит – или бредит? Вот вопрос.
Испарина выступила на его лбу. Гном дышал тяжело, в легких хрипело и клокотало.
– Если протекает, заткнем. Все не вытечет. Как ты, Ол?
Он подался ко мне, но веревки мешали. Мне пришлось поддержать гнома, иначе бы он зарылся носом.
– Я видел, Фатик, ой… Я видел мозгуна и лузгавку, а еще свиньяка – и я больше не хочу их видеть! Они, Фатик, они впереди… они ждут нас! А позади нас идет мертвый ужас!
– Но впереди страшнее… Я видел
Правду ты говоришь или бредишь, Олник?
– А над Талестрой парит
– А еще, Фатик, мне виделся другой мир… и там нет эльфов, гномов и всяких зверюшек вроде карликов и хламлингов! Одни человеки! И это страшно… ты пойми, мир ихний – он еще хуже, чем наш. Там почти все люди – гнилые, трухлявые подонки… души у них трухлявые, Фатик… гниют и не понимают, что гниют… о-о-о-й… сколько всего в моей голове…
Речь его становилась все менее связной. Он продолжал плести что-то про другой мир, затем вдруг его взгляд затуманился, он задрожал и выкрикнул:
– Фатик, Фатик! За тобой тени смерти. Посмотри через левое плечо – она там стоит!
Я оглянулся – на самом деле испуганный.
Позади стоял Самантий.
– Фатик, как гном?
Я махнул рукой и вымолвил непечатное.
– Женился – как на льду обломился!
Безумие Олника вновь пробудилось.
Я выскочил из фургона, подобрал тарелки и отправился к Виджи.
В туче играли золотисто-красные зарницы.
12
– Ик! Ик!
Это было утро. Раннее, когда только начинают пробовать голоса первые пташки. К несчастью, одна злая пташка не спала всю ночь. И всю ночь из ее
