– Цыть!
– Ну и добренько. Хе-хе, хы, го! Значит, тебе, ей, трактирщику, и этому твоему… как бишь его?.. карапет такой, не могу его в темноте разглядеть, навроде гриба-поганки. Светит лысиной и воняет паленым. Ты мне скажи, он напился пьян и свалился башкой в костер, верно?
– Гшантаракш гхор!
Я ощутил, как в моей груди начинает расти ком ярости – верный предшественник амока, а амок – это та штука, что изредка накрывает варваров Джарси. В этот состоянии мы можем наломать дров и нарубить капусты.
– Шатци, заткнись! Все – тихо. Брат, говори только по делу. Олник, молчать!
– Хе-хе, хы, го! По делу, братец, по делу. Всем остальным, всему твоему
Это звучало разумно.
– Завяжем им глаза и дадим гномские имена, чтобы никто не догадался! – влез Олник. – Гофур, Мофур, Дохур, а вот эта, – он показал на Крессинду, – Яханный Офур.
– Цыть!
Шатци сказал вполголоса:
– Гном у тебя, Фатик, по-прежнему не блещет… – Он звучно постучал себя по лбу. – Талиэль обещал
– Талиэль – один из твоих эльфов, кто остался жив?
– Он. Брат его прыгнул в провал и пропал, хе-хе-хе.
Я ведь и сам должен прыгнуть в провал… и пропасть. Или – победить. Добраться до Источника и во всем разобраться на месте. Впрочем, Талаши сказала, что с прыжком в провал у меня не сложится. Да, и сначала я должен буду спровадить туда Квинтариминиэля.
Тут я вспомнил, что Талаши поведала мне кое-что еще.
Наследник Гордфаэлей погибнет в Зале Оракула.
Получается, я не должен брать Шатци с собой? А кто же покажет мне путь в Зал? Но, взяв Шатци с собой, я обрекаю его на смерть? В то же время, не пройдя в Зал, я не выполню то, что до?лжно.
Чертова дилемма. Хренов моральный выбор. Да, да, да, я пожертвую сводным братом, лишь бы спасти мир, мир – и свою женщину. И пошли вы все туда, куда не хотите идти! Фатик стал подлецом, так и запишите в книге судеб! И ни черта я Шатци не скажу – во-первых, он все равно пойдет, а во-вторых, у меня нет желания объяснять. С другой стороны – Шатци уже побывал в Зале и не умер, так может быть, его демон удачи сумел обвести смерть вокруг пальца? В любом случае я должен прибыть в Зал. И я надеюсь, что наследник Гордфаэлей не врежет там дуба.
– Что еще сказал этот… Талиэль?
Шатци вдруг подобрался, двинул плечами, завертел головой.
– Хм, хм… Сказал, тебе кровь из носу понадобится узнать ответ Оракула. Он, дескать, это
– А?
– Слышишь шепот?
– Что, Шатци?
– Шепот! Талиэль сказал, что слышит какой-то шепот, что у нас немного времени.
– Не понимаю, о чем ты, но давай торопиться.
– Да, завяжем всем глаза. Стойте здесь, я вернусь. – И он направился к трупу Альбо.
Последовали протесты. Слабые, вроде писка, со стороны Имоен и Монго, невнятные в виде гудения – со стороны Скареди, и громогласные, гневные – от Крессинды.
– Я точно знаю, что я не шпион! – ревела она. – А кто вообще может сказать, что ты – не шпион? Какие твои доказательства? – Она ткнула большим пальцем в Шатци. – Или вот этот – полоумный лысый безбородый гном? Яханный Офур… Да как у тебя язык повернулся сказать такое мне, своей невесте?
Ее губы задрожали, и она огласила переход рыданиями, спрятав лицо в ладонях, которые были едва ли меньше моих.
На Шатци женские слезы не действовали.
– Тем не менее, леди, я завяжу глаза всем, кто вышел из Катрейна, – сказал он и, сдобрив слова ухмылкой, шагнул к Крессинде с полосками ткани, отрезанными от одеяния Альбо. – Кому не по нраву сей аксессуар, – может оставаться здесь или выкатываться наружу к едреной матери.
Крессинда вырвала шмат ткани из его руки: