Он устало закрыл глаза и потер широкой ладонью лицо. Не все гладко получилось, как он планировал, и сосед смог его удивить. Когда он вновь посмотрел на поле боя, то замер в изумлении. Осадные машины стояли взведенными, но без обслуги, сама же обслуга валялась вокруг них. Кольца, образованные магами для постановки защитных полей, распались и маги стремглав убегали с поля боя. Ни одной повелительницы не было видно. А потом случился самый настоящий ужас. Оставшиеся без магической защиты центурии стали редеть. Воины падали, как скошенная трава, а смерть, собирая свою неумолимую жатву, широкими просеками продвигалась внутрь строя.
Цу Кенброк был опытным воином, он сразу понял, что это разгром, и разгром полный. Ему в голову пришла мысль: слава Кураме, что он взял только гвардейцев, а не все войско. Хуже всего то, что он потерял много повелительниц хаоса. Но с этим уже ничего не поделать. Синий князь открыл портал и скрылся с поля боя.
Я ехал, уже не обращая внимания на Рабэ, поглощенный своими думами. И прямо скажу, было от чего задуматься. Во мне происходили изменения, и я начинал ощущать их последствия. Попав сюда с сознанием сорокалетнего мужика, тертого, умудренного жизненным опытом, я долгое время сохранял равновесие с небольшими колебаниями, словно маятник, между сознанием Глухова и сознанием Ирридара. Это было трудно и иногда просто невозможно. Я вел себя то как молодой оболтус, не в силах удержать рвущуюся силенку и удаль, то закрывался коконом осторожности взрослого человека. Все это приводило к непредсказуемым последствиям и даже шокировало Шизу. Мне было все труднее оставаться прежним Виктором Глуховым, так как молодой напор нехейца ломал, крушил и перестраивал мое сознание, заставляя часто совершать нелогичные на первый взгляд поступки. У меня снова появился жизненный временной разбег, и тормоза осторожного майора стирались, соприкасаясь с маховиком необузданной энергии молодого, самоуверенного парня… Я уже давно заметил, что считаю себя Ирридаром, а не Виктором Глуховым, хотя память о прошлом во мне живет, но как-то в стороне, отдельно.
Установленная база осмотрительности тоже странно работала. Она полностью не согласовывалась с сознанием прошлого майора, подверженного мукам сомнений, которому нужно время для раздумий, помощь в понимании процессов и советы. Зато прекрасно прижилась у Ирридара как верная подружка. С ее помощью он, практически не задумываясь, мгновенно оценивал обстановку и принимал решения, чем вводил в состояние тревожного ожидания не только Глухова, но и Шизу, ориентированную на сознание майора с Земли.
У Глухова и Аббаи были разные характеры. Один осторожный и хитроватый, умеющий приспосабливаться и вовремя прятаться, как Премудрый пескарь в норке. Другой – безрассудно смелый, быстрый, не терпящий никаких авторитетов, который мгновенно ориентировался, отчаянно рисковал, балансируя на грани, приводя в ужас и Глухова, и Шизу.
Понимая свою двойственность и неспособность ей противостоять, я часто со стороны выглядел глупо и вынужден был с этим мириться. Дать волю кому-то одному я не мог, оставалось только попытаться выстроить правильный баланс, но этого пока у меня не получалось.
Я с полного согласия двоих спасал прекрасную половину от бед и после принимал сторону одного или другого своего характера – обычно молодого нехейца, и тащил их к Овору. Что будет дальше, знал, может быть, Ирридар, но с Глуховым своими знаниями не делился. А тот после всего мучился сомнениями. Верно ли он поступил и что теперь делать? Девушки приживались и не спешили покидать уютное гнездышко, чтобы освободить меня от проблем. И тогда Глухова терзали сомнения, и он занимался самоедством, что у него не хватило силы воли оставить спасенных на произвол судьбы и с чувством выполненного долга удалиться. Зато Ирридар в это время спокойно себе поживал, ни капельки не волнуясь. Словно все идет так, как должно быть. Глухов этого не понимал и злился, но злиться приходилось на самого себя.
Ирридар, как всегда, спокойно и с явным интересом приглядывался к орчанке, которая неожиданно стала его невестой, и не выказывал беспокойства, зато у него бурлили гормоны. А Глухов, помня печальный опыт женитьбы, весь извелся, раскладывая ситуацию, как пасьянс, и так и эдак, желая оттянуть неизбежное на далекое «потом».
Что странно, я понимал, что к Ирридару с советом Шиза не приходила, там она появлялась с воплем «Куда, сумасшедший?!» Зато приходила к Глухову, которого старалась понять и помочь. Но тут проявлял себя нехеец и делал по-своему, и мы с Шизой уступали. Мне даже однажды пришло откровение, что Глухов, как черепаха, застрял на одном слое и ползет по пустыне, а Ирридар порхает по слоям, как пальцы гениального пианиста по клавишам. Но в то же время Глухов брал бастионы событий терпением, и тут нехеец уступал.
В общем, на сегодняшний день у меня было состояние человека, имеющего два сознания, переплетенных между собой, и два симбионта, каждый со своим сознанием, которые тоже проявлялись во мне. И что, после всего этого вы ждете от меня логически обоснованных поступков? Наивные. Ха-ха три раза.
Я задал этот вопрос непонятно кому, по-видимому вслух, и огляделся, кому это я сказал. В коляске нас было двое: я и демоница в облике скромницы- служанки. Она удивленно посмотрела на меня и быстро отвела глаза. Всю дорогу Рабэ сидела потупясь, изредка бросая на меня тревожные взгляды. Да, бойся меня, красотка, я сам себя побаиваюсь, мысленно усмехнулся я, понимая, какие мысли бродили у той в голове.
Где-то через пару часов мы приехали в пункт назначения. Из ворот вышел охранник-нехеец, прищурившись, присмотрелся к гостям и, узнав Борта, радостно заулыбался. А когда увидел меня, вылезающего из коляски, то, широко раскрыв глаза, завопил на всю округу с восторгом религиозного фанатика, который вдруг увидел сошедшего с неба Христа.
– Чудо-о! – От его крика вороны, дремавшие на заборе, вспорхнули и, возмущенно закаркав, стали кружиться над поместьем. – Малыш-барон
