– Нет, конечно нет, – возразила Мэри. – У нас там есть боец, который сделает все, что нужно. Но он…
– Или она, – вставил Лиам.
– …или она не может доставить это туда. Люди, которые там работают, не могут пронести внутрь даже карандаш. Вот как низко пришельцы нас ставят! А вот ты – можешь. Спокойно запускай этот сверток внутри своего багажа в их машины – они увидят всего лишь коробку сигар. А когда ты окажешься внутри, к тебе кто-нибудь подойдет и спросит, не забыл ли ты взять посылку для бабушки. Отдашь коробку этому человеку.
– Вот и все, – добавил Лиам.
– Когда что-нибудь случится, ты уже будешь на полпути к Юпитеру.
Они оба испытующе уставились на меня.
– И думать об этом забудьте, – сказал я. – Не собираюсь ради вас убивать ни в чем не виновных людей.
– Не людей. Пришельцев.
– Все равно, они ни в чем не виновны.
– Их не было бы здесь, если бы они не поработили планету. Значит, они не невиновные.
– Вы просто нация каких-то вервольфов поганых! – рявкнул я. Рассчитывая, что это положит конец разговору.
Но смутить Мэри не удалось.
– Да, мы такие и есть, – согласилась она. – День за днем мы демонстрируем миру свои безвредные домашние личины, но однажды ночью зверь просыпается и выходит на добычу. Но, по крайней мере, мы не из тех овец, которые самодовольно блеют, даже лежа под ножом мясника. Вот ты, любовь сердца моего – кто ты? Овца? Или где-то в глубине твоей души может жить волк?
– Эта работа ему не по силам, – сказал Лиам. – Он никчемный, как разбавленное молоко.
– Заткнись! Ты же не понимаешь, о чем речь идет. – Взгляд зеленых, словно живое сердце Ирландии, глаз Мэри остановился на моем лице, и я был бессилен перед ним. – Вовсе не слабость заставляет тебя колебаться, – сказала она, – а бестолковая, невежественная совесть. Сокровище мое, я ведь думаю об этом очень долго, во много раз дольше, чем ты. Я думаю об этом всю жизнь. И прошу тебя о благородном и святом деле.
– Я…
– Ты ведь каждую ночь клялся, что сделаешь для меня что угодно. Да, конечно, не словами, но взглядами, невнятными восклицаниями – всей своей душой. Или ты думаешь, что я не в состоянии расслышать слова, которые ты не осмелился произнести вслух? Теперь я призываю тебя исполнить эти невысказанные обещания. Сделай хотя бы это – если не ради блага своей планеты, то ради меня.
За все время нашего разговора никто из мужчин, сидевших за столиками, не издал ни звука. Ни один из них не повернулся, чтобы взглянуть на нас. Они просто сидели, сгорбившись, на стульях – не выпивали, не курили, не переговаривались между собой. Лишь сидели и слушали. Только сейчас до меня дошло, что они очень крупные, могучие и что их неподвижность неестественна. Что за ней – крайняя настороженность. И что если я откажусь выполнить требование Мэри, то просто не выйду отсюда живым.
Так что выбора у меня просто не было.
– Я это сделаю, – сказал я, – и будь ты проклята за то, что заставила меня.
Мэри подошла, собираясь обнять меня, но я грубо оттолкнул ее.
– Нет! Я сделаю это для тебя, и мы в расчете. А впредь я не желаю ни видеть тебя, ни даже думать о тебе.
На протяжении долгого, непостижимо растянувшегося мгновения Мэри молча разглядывала меня. Я лгал, потому что никогда не хотел ее так сильно, как в те секунды. Я видел, что и она знает, что я лгу. Наверно, если бы она хоть тенью знака дала понять, что понимает мою неискренность, я ударил бы ее. Но она этого не сделала.
– Ладно, – сказала она. – Если ты сдержишь свое слово…
Она повернулась и вышла. Я знал, что не увижу ее больше никогда.
Лиам соизволил проводить меня до двери.
– Будь поосторожнее с посылкой, не держи ее под дождем, – сказал он, вручая мне зонтик. – Она испортится, если отсыреет.
В здании космопорта Шэннон меня сразу же встретили представители Планетарной безопасности. Двое здоровенных мужчин в форме Ирландской службы безопасности на транспорте встали вплотную по бокам от меня, а их начальник-пришелец сказал:
– Будьте любезны, сэр, пройти с нами. – Эти слова не допускали возможности возражения.
«О Мэри, – грустно подумал я. – У тебя в организации есть предатели. Помимо меня».
– Я возьму с собой багаж?
– Не беспокойтесь, сэр, мы присмотрим за ним.
Меня отвели в полицию.
Через пять часов я поднялся на борт лайтера. Задерживать меня было не за что, потому что в моих вещах не оказалось ничего незаконного. Полученную от Лиама коробку я как следует намочил в умывальнике гостиничного номера и пораньше утром выбрал на улице укромное место, где меня
