ворочается барсук, тоже очень старый и умудренный жизнью. Хотя каким он еще может быть, если в городском парке сумел выжить и ни разу никому на глаза не попасться?
А еще вон там, совсем недалеко от меня, рядом с осинами в земле кто-то копается.
Я решил ничему не удивляться, вгляделся повнимательнее и сделал десяток шагов в сторону от дорожки. И вправду, рядом с тремя осинками в лунном свете я увидел маленькую сгорбленную фигурку с небольшой лопаткой в руке. Она, сопя, перерубала корешок дерева. Даже не перерубала, а перетирала, поскольку инструмент у нее был деревянный. Странно, почему бы не использовать обычный металлический садовый инвентарь?
— Погибнет же зеленое насаждение, — не найдя ничего лучшего, сказал я. — Жалко.
— Да вот еще, — дребезжаще-ворчливо ответила мне фигурка. — Это осина, ее ни одна холера не возьмет. А когда мне еще осиновый корень брать, если не сегодня? Макушка лета скоро, самое время. Иди, иди отсюда.
И бабка (а кто же еще?) махнула рукой.
— А зачем вам этот корень? — заинтересовался я.
Ну а почему бы не спросить? Раз уж вокруг — сплошные странности, то надо понять, что к чему. Правда, вдруг стало как-то потемнее — на луну наползло небольшое облачко и скрыло ее.
— Так. — Старушка прекратила орудовать лопаткой и выпрямилась. — А ты кто такой? Меня разглядел, уйти не ушел, хоть я тебя и гоню.
Она повернулась ко мне, и я увидел вовсе не старческое лицо. Никакая это не старушка, а вполне красивая молодая женщина. Невысокая — да, но вовсе не старая и не горбатая, как мне показалось с самого начала. Жалко только, луна скрылась, полностью черты ее лица не различишь.
— Здрасте, — заулыбался я.
— Здрасте, здрасте, — настороженно ответила моя неожиданная знакомица, внимательно смотря на меня. — Так ты кто такой будешь?
Она была одета в черный плащ и красное платье, и то и другое ей очень шло. Ну да, выглядели ее наряды немного старомодно, но сейчас такое в моде. «Винтаж» называется. Я даже как-то на такой вечеринке был, мне понравилось.
Женщина пытливо смотрела на меня, ожидая ответа. Я хотел было как-то отшутиться, но тут облачко, закрывшее луну на несколько минут, поплыло себе дальше, и серебристый свет вновь залил парк, деревья и мою собеседницу.
Ее лицо, прямо как в каком-то фильме ужасов, моментально преобразилось. Оно вытянулось, покрылось морщинами и бородавками, из которых торчали седые волосы, полные губы прямо на моих глазах съежились и стали впалым ртом беззубой старухи. То же произошло с роскошными черными волосами, они из безукоризненно уложенных превратились в торчащие во все стороны седые патлы. Изменилась и одежда. То, что я принял за черный плащ и шелковое платье под ним, стало драной холщовой одеждой и замызганным передником вроде кухонного.
— Вот же! — от этих изменений я буквально оторопел. — Что за чушь?
— Э-э-э! — Старуха тихонько захихикала и потерла изъеденные язвами руки. — Да ты непрост, щекастенький. Ты же сейчас видишь меня такой, какая я есть на самом деле!
— Лучше бы не видел, — признался я, ощущая, что все-таки надо будет к психотерапевту походить. И еще то, что я вот-вот описаюсь от страха.
— Да это ладно. — Она хихикнула. — Другое странно — ты-то чего не изменился? Луна — для всех нас луна. И еще — чего от тебя так человеческим…
Бабка повертела крючковатым носом и склонила голову к плечу, изучая меня.
— Вот оно что. Так ты, похоже, сам не знаешь, кто есть такой, — удивленно произнесла она. — Видеть — видишь, чуять — чуешь, а понять-то пока ничего и не можешь.
Она прищурила левый глаз (я даже передернулся, заметив, что в нем нет зрачка) и сделала по направлению ко мне один мелкий шажок, потом второй. Ее левая рука скользнула в глубокий карман замызганного передника.
— Вот что, парень, тебе надо одну травку употребить срочно. Заварить и попить, — деловито пробормотала она, не вынимая руки из передника. — Она у меня с собой есть, я тебе ее сейчас…
Мне совершенно не нравилось все, что случилось за последнюю минуту, но те нотки, которые прозвучали в голосе старухи сейчас, просто взвинтили нервы до упора. Мне и так было страшно, а сейчас вообще ноги как к земле приморозило.
— Хорошая травка-то, — ворковала бабка, подходя все ближе. До меня донесся гнилостный запах, исходящий от нее. Более всего он был похож на тот, что идет от стоялой болотной воды. — Ой полезная. Все сразу на свои места встанет, милый. Все ты поймешь, во всем разберешься.
Ее слепой глаз словно гипнотизировал меня, впалый рот растянулся то ли в улыбке, то ли в оскале, она была совсем рядом со мной.
А дальше все произошло очень быстро. Как и когда эта старая зараза успела выхватить из своего передника короткий черный нож, я так и не понял. Равно как для меня осталось навсегда тайной то, каким образом я умудрился увернуться от очень ловкого и крайне умело нанесенного удара, который просто обязан был вспороть мне горло. Мало увернуться — еще и оттолкнуть мерзкую старуху от себя, да так, что она на землю упала. Я вообще-то изрядный увалень, чего греха таить, всегда был неповоротлив. Видно, рефлексы сработали, с ними-то у меня все в порядке.
Зато оцепенение спало и пришла предельная ясность, что отсюда надо спешно уносить ноги туда, где нет луны, но зато есть фонари и люди. Да
