знаешь, что происходит с домовыми, которых хозяева забывают забрать с собой при переезде?
— Нет, — ответил я.
— Они умирают на седьмой день одиночества, — жестко произнес Нифонтов. — Дом пуст — и они пусты, как этот дом. Пустота порождает пустоту. Мне одна коллега рассказывала, что, когда города начали теснить деревни и те обезлюдели, там целые кладбища домовых были. Под какую печь ни полезешь, там они лежат мертвые. Старики, что старину помнили, вымерли уже все, а молодежь просто не знала, что домовых с собой надо забирать. Им такое и в голову прийти не могло. И те умирали сотнями. Они к домам привязаны, им из них хода нет. А затопляемые территории в той же Сибири? Людей переселили, это понятно, а все остальные? Наши тогда, в шестидесятых-семидесятых, делали что могли, но сколько было их и сколько таких деревень? Не разорваться же?
— То есть они вообще никуда и никак? — мрачно спросил я. Мне стало жалко домовых. Я с ними дружу как-никак.
— Не совсем верно выразился, — поправился оперативник. — Конечно, домовые могут отправиться куда-то по делам или в гости к луговому, но дом для них все. Если он есть и в нем живут люди — домовой при деле. Нет его — все, он не существует. А дом строит кто? Человек. Получается, что круг замкнулся.
Интересно, а как Вавила Силыч смог к нам в подъездные попасть? Скорее всего, нашлась какая-то добрая знающая душа, помогла ему выжить.
Но спрашивать у него про это я не стану. Не думаю, что ему подобная тема будет приятна.
— Но то домовые, овинники, луговые и лесовики, — продолжил Николай. — Даже те же Хозяева кладбищ, которых с определенной натяжкой можно назвать «нейтралами». А есть существа куда похлеще, из тех, что живут в ночи или за кромкой. Им человек не брат и не сват, он для них дичь.
— Прямо вот дичь? — Я поежился.
— Предмет охоты, — кивнул оперативник. — Кому кровь да плоть нужны, кому — душа. Каждому свое. Но они едины в одном — человек не равен им. Он для них враг. И это настоящая война, можешь мне поверить. Я видел. Я знаю. Более того — рано или поздно один из них окажется проворней, чем я, и возьмет мою жизнь. Прости за пафос, но сотрудники отдела, в котором я служу, не умирают своей смертью. Никто и никогда.
Произнеся последнюю фразу, он помрачнел и замолчал.
— А мы тогда кто? — выждав паузу из вежливости, поинтересовался я. — В смысле — ведьмаки, ведьмы? Мы же не дикие твари из дикого леса? Ведь мы же люди, из мяса и костей?
— Люди. — Николай невесело улыбнулся. — Люди, Саша. Но тут работает другой закон, перехода количества в качество. Количество лет и обретенных знаний может перейти в качество опыта. И желаний, которые этот опыт может обеспечить. Душа человеческая — вещь непростая, она не статична. Если ты можешь что-то себе позволить, пусть это даже не слишком правильно, пусть путь к этому лежит через чужую кровь, то когда-нибудь задумаешься — а почему бы и нет? Я же могу? И какое мне дело до людей? Они — это они, а я — это я. У нас давно разные пути. И вот дальше будет интересно. Либо ты скажешь себе «нет» и будешь жить себе спокойно, либо… Либо я встану на твой след, а дальше — кто кого. Собственно, тот красавец, которого я сейчас ищу, как раз этой дорожкой и прошел. Не знаю, что конкретно повлияло на него — не в меру разросшиеся амбиции, жажда власти, просмотр кинофильма «Горец», но предельно ясно одно — он убивает себе подобных. Какова его конечная цель, для чего он это творит — мне пока неизвестно, все на уровне догадок, но хорошего точно ждать не приходится. Все, что замешено на крови, к добру и свету не ведет.
— Значит, все-таки противостояние света и тьмы? — спросил у него я. — Как всегда, все сводится к нему?
— Свет, тьма, — поморщился Нифонтов. — Да нет никакого противостояния того и другого, это придумки фантастов. Чушь это. Свет — он вон, за окном. Солнце сядет — придет тьма. Зло — оно и там, и там зло. Добро тоже не зависит от освещения. Хотя и эти категории неидеальны, согласись? То, что зло для одного человека, добро для другого. Причем у них все то же самое, поверь. И я не паладин в сияющих доспехах, который огнем и мечом несет добро людям, мои цели проще и конкретнее. В данный момент они таковы — остановить свихнувшегося ведьмака, который льет кровь как воду, и пресечь возможные негативные последствия, которые могут иметь место в том случае, если он добьется желаемого. Это мой служебный долг, понимаешь? Вот и все. И никакого противостояния.
— То есть когда-нибудь я тоже могу стать таким, как он? — Я отхлебнул воды из стакана, у меня даже в горле пересохло.
Нет, мне-то было известно, что я не такой. Но вдруг тут какая-то тонкость есть, и мне она просто неизвестна? Вдруг после инициации мозги перестраиваются?
— Гипотетически — да, — невозмутимо ответил Нифонтов. — Но ты особо не парься, это же не заразное заболевание. Все от человека зависит. Люди-то тоже разные бывают, согласись? Я как-то в роддоме побывал, искал перевертыша, так там новорожденные в специальной палате лежат. Смешные, маленькие, в пеленках, одинаковые. Вот кто из них станет кем — поди знай. Может, все они проживут простую и ничем не выдающуюся жизнь. Будут взрослеть, учиться, влюбляться, выпивать, жениться и так далее. А может, здесь в рядок лежат будущие Рахманинов, Эйнштейн и Чикатило. Друг рядом с другом. Просто мы этого пока не знаем. И кто из них кто, тоже неизвестно. Вот и с тобой дело обстоит так же. Живи, как должно, и все будет нормально. Я же тебе про это сегодня уже говорил.
— Успокоил, — совершенно искренне сказал ему я.
— Поверь, среди вашего брата нормальных тоже хватает, — как видно, Нифонтов понял, что я не на шутку напрягся. — И ведьмы вменяемые есть, те,
