— Держи. — Мезенцева пошарила в кармане куртки, лежавшей рядом с ней, и достала конфету в пестром фантике. — Вкусная. «Озеро Рица» называется. Это лучше водки, как по мне.
— Странное название, — удивился я. — А что, на самом деле есть такое озеро?
— В Абхазии, — ответил мне Нифонтов, внимательно смотрящий на Маринку, которая конфету взяла, но есть не стала. — Вода в нем кристально чистая, ей аналогов в мире почти не имеется.
Маринка зевнула раз, зевнула два, поставила стаканчик с кофе на стол и прикрыла глаза. А через пару минут и вовсе заснула.
— Вот и славно. — Оперативник кивнул Мезенцевой, та недовольно нахмурилась, после скатала свою куртку в подобие подушки и подложила Маринке под голову.
— Пусть поспит, — сказал мне Нифонтов. — Ей это сейчас не лишним будет. Ну и потом, ее профессия предполагает, что любая полученная информация должна пойти в дело. Особых секретов у меня нет, но и к обнародованию того, о чем у нас с тобой пойдет речь, я не стремлюсь.
— Снотворное? — догадался я и уставился на Мезенцеву.
— Ага, — безмятежно ответила та, откусила сразу половинку круглой печеньки с черными вкраплениями шоколада, она их много купила. — Мне для хорошего человека никогда его не жалко.
Она запила печеньку кофе и от удовольствия даже прикрыла свои шалые зеленые глаза. Было видно, что ей очень хорошо.
Странно прозвучит, но сейчас она мне даже нравилась, несмотря на то, что при первой встрече возникло совершенно противоположное чувство. Нет, видно, что она оторва, каких поискать, но что-то такое в ней есть. Маленькая, мне по плечо, рыжеволосая, белолицая, с зелеными круглыми глазами, с высокой грудью, она была как сгусток энергии. И добавьте сюда пистолет на поясе, да еще и в открытой кобуре, который она даже и не думала как-то скрывать. Полусонный работник закусочной, когда формировал заказ, то и дело косился то на него, то на нее, то на меня, как видно гадая, кем мы с Евгенией являемся.
— Глаза сломаешь, — беззлобно сказала мне Мезенцева, забавно сморщив веснушчатый носик. — Или у меня на груди дырку прожжешь.
— Кхм, — смутился я и отпил «Маунтин Дью». — Я это…
— Все вы «это», — отозвалась она. — Я привыкла, еще с института. Не бери в голову.
— Ну что, Саша. — Нифонтов прикончил сандвич и вытер салфеткой рот. — Повторю все то же предложение, что и в банке, — поговорим?
— Поговорим, — кивнул я. — Теперь — поговорим.
А что еще я мог сказать? И дело даже не в том, что они нам жизнь спасли. Просто других вариантов не было.
— Ну и славно. — Николай откинулся на спинку дивана. — Кстати, может, оно и к лучшему, что все так вышло, что тогда у нас беседа не получилась. Сейчас проще будет понять друг друга. Тогда, в банке, мне пришлось бы тебе много чего объяснять, и ты бы не всему услышанному поверил. Или вообще решил, что тебя разыгрывают. А теперь — другое дело. Сам все увидел, в чем-то даже разобрался.
— Не то слово. — Я шумно выдохнул. — Увидел, поверил, понял. Хотя лучше бы всего этого и не знать.
— Лучше бы, — согласился со мной Нифонтов. — Я в свое время, когда только начал заниматься своей работой, тоже иногда так думал.
— А теперь? — спросил у него я.
— Теперь привык, — пожал плечами мой собеседник. — Человек — такая тварь, он ко всему привыкает. Сначала все новое в диковинку, потом раздражает, потом привыкаешь, а потом происходящее становится частью существования. Вон мне рассказывали, что «сталинские» высотки поначалу «вставными челюстями» называли, и старые москвичи в шестидесятых годах считали, что они изуродовали Москву. А теперь это достопримечательность, символ города. Вот так — и с моей работой. И ты привыкнешь. Причем если я хоть уволиться могу, то тебе и вовсе деваться некуда.
— Не знаю. — Я вспомнил поляну, камень, луну и длинный раздвоенный язык той твари, что звалась Дарьей Семеновной. — Не уверен.
— А куда тебе деваться? — повторила за Николаем Мезенцева и отпила кофе. — Все, ты в деле, в сторону не вильнешь.
— Оптимистично, — тяжко вздохнул я.
— Хотя не так уж много для тебя и изменится, по крайней мере — поначалу, — мягко произнес Нифонтов. — Это в кино человека кусает вампир или оборотень, а после вокруг бедолаги рушится весь мир. Но то кино. А на деле все просто — ты как был самим собой, так им и остался. Никаких явных или тайных трансформаций ни с твоим телом, ни с твоей душой происходить не будет. Зубы не вылезут, на прохожих по ночам ты охотиться не станешь и летать ты тоже не научишься.
— А вампиры есть? — спросил вдруг я.
Ну а что? Интересно ведь.
— Есть, — ответил Нифонтов. — Но не такие, как в кино и книгах. Никакой благородной бледности, никаких светских замашек, никаких трогательных историй о любви к белокурой непорочной девушке, никаких экстравагантных костюмов, перстней и плащей. Это на редкость неприятные существа, по сути своей они охотники и хищники, которые днем отсиживаются в подвалах и коллекторах, а ночью выходят на промысел. И сразу — нет, укус вампира не делает человека подобным ему. Там нужен особый ритуал, с жертвоприношением и иными мерзостями.
— Причем жертва должна быть непременно ребенком не старше восьми лет и некрещеная, — добавила Мезенцева. — Меня после прочтения
