— Гюго, — поправил Мишель. — Будьте любезны, справьтесь также о Бальзаке, де Мюссе и Ламартине.
— Это ученые?
— Нет! Писатели.
— Ныне живущие?
— Нет. Умершие сто лет назад.
— Месье, мы приложим все усилия, чтобы выполнить ваш заказ. Но, боюсь, наши поиски будут долгими, а главное, совершенно напрасными.
— Я подожду, — растерянно произнес Мишель и отошел в сторону.
«Значит, всей этой славы не хватило даже на век! — думал он. — И „Восточные мотивы“,[24] „Раздумья“,[25] „Первые стихотворения“,[26] „Человеческая комедия“[27] забыты, затеряны, утрачены безвозвратно, никому не известны! В общем, канули в Лету!»
Тем временем гигантские паровые подъемные краны опускали в различные залы огромные пачки книг, а возле центрального бюро толпилось изрядное количество покупателей. Один заказывал «Теорию трения» в двадцати томах, другой — «Обзор работ по проблемам электричества», третий — «Руководство по смазке ведущих колес», четвертый спрашивал «Монографию о новейших открытиях в области рака мозга».
«Вот так, — размышлял Мишель, — опять естественные науки! Опять промышленность! Здесь, как и в коллеже, ни звука об искусстве! Надо быть безумцем, чтобы спрашивать художественную литературу! Может, я и впрямь не в своем уме?»
В таких вот раздумьях наш герой провел целый час. Поиски продолжались, телеграф работал без устали, требуя подтверждения имен авторов. Перерыли подвалы и чердаки — все тщетно. Пришлось смириться.
— Месье, — заведующий отделом ответов наконец обратился к Мишелю, — у нас указанных вами авторов нет. В свое время они были, наверное, не слишком известны; их сочинения вряд ли переиздавались…
— Но «Собор Парижской Богоматери», — отозвался молодой человек, — был издан тиражом в пятьсот тысяч экземпляров.
— Охотно верю, месье, но из старых авторов, переизданных в наши дни, у нас имеется только Поль де Кок,[28] моралист прошлого века; сдается мне, что он недурно писал. Если вы желаете…
— Я поищу в другом месте, — уклонился Мишель.
— О! Вы обегаете весь Париж и ничего не найдете. Чего нет здесь, нет нигде.
— Посмотрим, — пробурчал Мишель, направляясь к выходу.
— Но, месье, — настаивал служащий с усердием, достойным приказчика из бакалейной лавочки, — может, вам предложить современных авторов? У нас есть несколько сочинений, наделавших немало шума в последнее время. Для поэтических сборников они идут совсем неплохо…
— О! Весьма заманчиво, — оживился Мишель, — у вас есть и современная поэзия?
— Разумеется. Например, «Электрические гармонии» Мартийяка, отмеченные Академией наук; или, к примеру, «Раздумья о кислороде» господина де Пюльфаса, «Поэтический параллелограмм», «Обезуглероженные оды»…
Дальше Мишель слушать уже не мог. Ошеломленный и обескураженный, он выскочил на улицу. Даже то немногое, что осталось от искусства, не избежало гибельного воздействия времени! Естественные науки, химия, механика безжалостно вторглись в сферу поэзии!
— И такую галиматью читают, — повторял он, шагая по улицам, — и даже покупают! И авторы под ней подписываются! И занимают место на книжных полках, отведенных под беллетристику! А Бальзака и Виктора Гюго в магазинах не найти! Но где же тогда их искать? Конечно, в библиотеке!
И Мишель устремился в Императорскую библиотеку. Она заметно разрослась и уже занимала большую часть зданий на улице Ришелье, начиная от улицы Нёв-де-Пети-Шам до улицы Биржи. От беспрестанно поступающих книг старинный особняк Неверов трещал по швам. Каждый год в свет выходило баснословное количество научных трудов, издатели с ними не справлялись, и поэтому государству пришлось взять на себя труд издателя. Даже если умножить на тысячу девятьсот томов, оставленных Карлом V,[29] то полученная цифра все равно будет далека от общего числа книг, хранящихся в библиотеке; с восьмисот тысяч книг в 1860 году библиотечное собрание возросло до двух миллионов с липшим.
Мишелю указали на залы, отведенные под художественную литературу, и по лестнице иероглифов, на которой вовсю орудовали киркой реставраторы-каменщики, он поднялся наверх.
Добравшись до зала словесности, Мишель нашел его совершенно безлюдным; однако теперь он казался гораздо более притягательным, нежели был в прежние времена, когда его заполняли любознательные читатели. Впрочем, сюда иногда забредали поглазеть иностранцы, подобно тому как едут взглянуть на пустыню Сахару; тогда им показывали стол, за которым в 1875 году умер один араб, проведший здесь всю свою жизнь.
Формальности, необходимые для получения литературы, оказались тем не менее достаточно сложными: в требовании за подписью читателя следовало указать название книги, ее формат, дату выхода, номер и фамилию автора, словом, не будучи отягощенным изрядным грузом знаний, листок заполнить было невозможно. Более того, требовалось еще указать свой возраст, место жительства, профессию и цель исследования.
Мишель заполнил требование в полном соответствии с принятыми правилами и протянул его заспанному библиотекарю. Следуя его примеру, дежурные по залу, прикорнувшие на стульях, расставленных вдоль стен, оглушительно храпели. Их должности стали теперь такой же синекурой, как и
