лишив завтрака, но малышка могла проголодаться, сидя в холодном помещении, и пара горячих булочек ей не повредит.
Дэвид сначала ничего не понял, но тут и Оливер сказал, что Тилли по приказу хозяйки заперли в холодном чулане возле сокольничьей…
Дэвид резко поднялся и кинулся вверх по лестнице. Запереть его младшую дочь в холодном чулане! Да еще голодной! Он почувствовал, как в нем нарастает гнев. Столь строгое отношение леди Грейс к их младшей девятилетней дочери всегда вызывало у него недоумение. Конечно, Матильда, или Тилли, как он ее называл, нуждается в строгости, будучи своевольной девочкой, да еще и избалованной дворней, которая обожала ее. Но надо же кому-то баловать малышку, если родная мать так сурова с ней!
— Тилли! — Он резко отбросил засов и открыл дверь.
Матильда тут же прыгнула ему в объятия, обхватив руками и ногами. Она была холодная как ледышка, растрепанные темные пряди падали на такие же зеленые, как у Дэвида, чуть раскосые глаза.
— Как хорошо, что ты приехал, отец! Не уезжай больше! Обещаю, что стану послушной и не буду больше бросаться комьями грязи со стены в отца Дерика, если ты пообещаешь остаться в Нейуорте.
Она заплакала. Дэвиду казалось, что и он сейчас растрогается до слез. Его Тилли! Маленький, вечно что-то вытворяющий сорванец! Грейс считала, что он излишне мягок с их младшей дочерью, дикой и необузданной. На его же взгляд, именно она, мать, была излишне сурова с ней. Ведь с Тилли, по сути, так легко было поладить! Что он и продемонстрировал во время вечерней трапезы, доверив дочери роль хозяйки за столом в зале. Раз уж сама леди Грейс не может — или не желает — выполнять эту обязанность.
А уж Тилли старалась вовсю. Нарядившись в свое лучшее платье с меховой опушкой, заплетя косички и водрузив на голову кружевную шапочку, она с важным видом восседала по правую руку от отца и следила за подачей блюд, стараясь, чтобы за столом было все, что полагается,?— достаточно нарезано хлеба, возле каждой из групп трапезничающих стояли супница и солонка, чтобы бочонки с домашним элем открывали у входа, а уже затем разливали по кувшинам и обносили всех.
Дэвид шепнул дочери, чтобы она спросила у сидевшего подле нее капеллана Дерика, не желает ли он еще кусок мяса. Девочка замялась лишь на миг, потому что недолюбливала капеллана с его вечно хмурым и недовольным лицом.
— Преподобный Дерик, вам подложить еще мяса? — осведомилась она с застенчивой любезностью.
Тот лишь отрицательно покачал головой.
— Нет, я сыт. Позволительно ли мне будет вернуться к моей леди?
Дерик смотрел через голову Матильды на ее отца. Но тот посоветовал спросить разрешения у дамы.
Дерик промолчал, сурово поджав тонкие губы, и остался на месте, всем видом выражая неудовольствие. Ему было отчего ворчать: еще час назад он пришел к сэру Дэвиду сообщить, что леди Грейс велела накрыть ужин в своих покоях и ждет, чтобы супруг присоединился к ней. Это было любезно с ее стороны, но рыцарь ответил, что, как и обычно, предпочитает трапезничать вместе со своими людьми. На самом деле Дэвид не хотел встречаться с супругой, пока не остынет его гнев за Тилли. Но когда капеллан стал настаивать, даже укорять Дэвида, что тот поступает не по-христиански, не выказав почтения супруге, рыцарь велел и ему оставаться в зале с домочадцами. Дерик не посмел ослушаться, но за все время ужина едва притронулся к еде.
Сидевшего за высоким столом рядом с господами Оливера вся эта ситуация только веселила.
— Матильда, дитя, ты прекрасно справилась,?— заверил он девочку.?— Думаю, когда ты станешь взрослой леди и будешь заправлять хозяйством, ты не вызовешь ни у кого нареканий.
Тилли просияла и велела кравчему еще добавить эля в кружку капитана. Оливер поднял ее в знак приветствия, и девочка тоже подняла свой кубок.
Дэвид улыбался. Сейчас, когда за стенами замка сыпал снег, в каминах пылал жаркий огонь и в зале стоял веселый гомон, он наконец-то расслабился и ощутил, как хорошо дома. И ничего, что без присмотра увечной хозяйки тут не так часто меняли тростник на полах, а ставни на окнах давно не натирали воском и они были в сырых потеках. Все равно это был его замок, его люди, которые всегда ждали и встречали своего сеньора. И Дэвиду было горько оттого, что у его жены не сложились такие же отношения с обитателями Нейуорта, хотя он и ожидал этого.
Однако то, что Грейс стала калекой, извиняло ей многое. Поэтому едва трапеза стала подходить к концу, он сделал знак Эрику взять ларь с привезенными подарками и следовать за ним в покои миледи.
Капеллан Дерик сам вызвался посветить милорду факелом, когда они поднимались по винтовой лестнице, проходя мимо подрагивавших от разразившейся снежной бури деревянных ставен. Зато в покое Грейс было тепло и уютно. В камине горел огонь, половицы покрывали светлые овечьи шкуры, напротив двери Дэвид увидел новый яркий гобелен с изображением нимф среди листвы и кавалеров с лютнями в руках. Роскошный ковер. Дэвид вспомнил, что Оливер говорил, будто леди Грейс посылала Клема за рождественским подарком для себя в далекий Йорк. И Дэвид сказал, входя в покой:
— Прекрасное приобретение, миледи. Даже не спрашиваю, во что оно нам обошлось, но рад, если этот гобелен нравится вам и создает для вас уют.
Его жена сидела в удобном кресле на колесиках, откинувшись на высокую прямую спинку. Ее увечные ноги были укрыты меховой полостью, в руках она держала небольшой молитвенник, который прикрыла, когда супруг вошел. Передав его одной из стоявших за ее креслом служанок, леди Грейс учтиво
