Значит, трибунал.
От одного этого слова ему становится дурно.
Джулиус не стучит, когда они останавливаются перед дверью, и этим озадачивает Томаса, но все быстро разъясняется. Зайдя внутрь, они оказываются не в кабинете, а в помещении вроде прихожей или приемной врача, с двумя длинными скамьями по обе стороны и окнами справа — от них тянет ледяным сквозняком. Кабинет расположен высоко, в одной из башен школы. Внизу тянутся оксфордширские поля: серебристое море замороженного лунного света. Вдали, у ручья, из-под снега торчит одинокое дерево, раздетое догола зимними ветрами. Это ива, ветви которой доходят до самой воды и поэтому попали в ледяной плен. Дрожа от холода, Томас отворачивается и видит, что дверь в коридор изнутри обита толстым слоем войлока. Конечно, для того, чтобы защитить директора от школьного шума. И чтобы никто не услышал твоих криков.
Джулиус встает у следующей двери, негромко стучит в нее — с уверенностью и тактом, приличествующими старшему ученику. Дверь открывается почти мгновенно, и появляется лицо Ренфрю в обрамлении светлых волос и бороды.
— Вы здесь, Аргайл. Хорошо. Посидите. — Потом, заметив, что Джулиус намерен уйти, он добавляет: — Вы тоже.
Ренфрю закрывает дверь, и Джулиус не успевает спросить, зачем ему нужно остаться.
Они сидят на противоположных скамьях: Томас — спиной к окнам, Джулиус — лицом к ним и луне, что дает Томасу возможность рассмотреть его. А ведь Джулиус слегка поник после этого «Вы тоже». Развязность и уверенность в том, что ему принадлежит весь мир, куда-то делись. Похоже, он покусывает губы. Это миловидный молодой человек, вынужден признать Томас, белокожий и темноволосый. Он ждет, когда Джулиус встретится с ним взглядом, и нагибается к нему:
— Не болит? Зуб, я имею в виду.
Джулиус отвечает не сразу, скрывая свои эмоции, в чем он изрядно преуспел.
— Тебя ждут серьезные неприятности, — говорит он наконец. — Я здесь только как свидетель.
Вероятно, так и есть, но все же Джулиус выглядит слегка встревоженным, и Томас не может сдержать торжества по случаю этой маленькой победы. Прошлой ночью они с Чарли, стирая сорочку, заодно попробовали отыскать зуб, но не нашли. Должно быть, Джулиус сам его подобрал, а жаль, получился бы славный сувенир. Но то было вчера, а теперь он сидит здесь с потными ладонями и с трудом изображает спокойствие. Надо ждать. Насколько проще было бы подраться, Томас согласен даже на поражение: кулак в лицо, кровь из носа, мешок со льдом на синяки. Он откидывается назад и с усилием расправляет плечи. Луна — единственный источник света в узкой прихожей. Когда ее закрывает облако, комната погружается во мрак. Теперь Джулиус — не более чем тень, чернее сажи.
Проходит не менее четверти часа, прежде чем Ренфрю велит им войти. Их приветствует яркий золотистый свет газовой лампы; звук шагов глохнет в толстом ковре. Здесь собрались все наставники. Их семеро: Ренфрю, Фойблс, Хармон, Суинберн, Барлоу, Уинслоу, Траут, — но только трое имеют реальный вес. Ренфрю высок, хорошо сложен и относительно молод. Волосы и бороду он стрижет коротко и предпочитает носить темный приталенный костюм, который облекает его от шеи до щиколоток, словно футляр. На горле туго повязан белый шелковый шарф, удостоверяющий его добродетель.
Траут, директор школы, очень полный мужчина, носит брюки с такой высокой талией, что масса плоти между бедрами и ремнем полностью скрадывает короткую грудь, хотя та украшена пышными кружевами и рюшами. Недостаток шевелюры Траут компенсирует усами. Нос-пуговка едва заметен между полушариями красных щек.
И наконец, Суинберн, мастер религии. Ренфрю высок, а Суинберн — настоящий великан, хоть и покореженный возрастом. На нем головной убор и сутана соответственно сану. Та малая часть его лица, что видна окружающим, пестрит лопнувшими сосудами, по форме и размерам похожими на цветки чертополоха. Все остальное скрывает борода, длинная и густая.
Ренфрю, Суинберн, Траут: каждый из них, как говорят, вовлечен в дела, связывающие школу с парламентом и короной. Томас часто думает о том, чтобы запечатлеть их на холсте. Он хорошо владеет кистью. Триптих — вот идеальный формат, но пока он не решил, кого поместить в центре.
Ренфрю велит им садиться. Он указывает на два стула посередине комнаты и при этом не проводит между двумя учениками никакого различия. По сравнению со вчерашним испытанием от Джулиуса, весьма театральным, поведение Ренфрю выглядит почти небрежным. Наставники в зимних костюмах из камвольной шерсти стоят группами. У некоторых в руках чайные чашки; Фойблс жует печенье. Томас садится. Чуть поколебавшись, Джулиус следует его примеру.
— Вы знаете, почему вы здесь.
Это утверждение, не вопрос; Ренфрю отворачивается, еще не закончив фразы, и наклоняется к корзине, намереваясь что-то достать из нее. У Томаса есть несколько секунд, чтобы осмотреться. Он видит кожаную кушетку и медный канделябр; оконный витраж со сценами из Писания, на которых святой Георгий пронзает копьем горло дракона; картину с изображением охоты на лис под рябью облаков; видит шкафы, и двери, и буфет с тонким фарфором; он видит все это, но мало что осознает, поскольку мысли не слушаются его, кожа истерзана нервным зудом, ему тревожно. Страшно. Когда Ренфрю снова поворачивается к ним лицом, он держит в руках две ночные сорочки. Одну он вешает на спинку свободного стула, вторую расправляет на
