От гнева у Джулиуса путаются мысли. Его спасает Суинберн: бросается к нему, шелестя темной сутаной, хлопает его по плечу, велит закрыть рот. Вблизи от Суинберна пахнет затхлостью и духотой, как в подвале, который долго не проветривали. Запах и помогает Томасу прийти в себя, потому что во всей комнате реальным кажется только это. Запах и еще стук, словно кто-то колотит тяжелым кулаком по дереву. Правда, стук никого не заботит. Должно быть, это его сердце.
— Мистер Спенсер невиновен, — безапелляционно провозглашает Суинберн, будто выносит судебный вердикт. — Я провел собственное расследование происшествия прошлой ночью. Здесь все ясно. Во всем виноват этот мальчик. Он сильно дымит. Он инфицировал Спенсера.
—
Заявление доктора Ренфрю сопровождается взрывом выкриков и голосов, но Томаса больше всего пугает то, что сердце его, по-видимому, остановилось: раздается последняя громкая дробь, а потом — ничего.
— Так быть не должно, — повторяет снова и снова кто-то из учителей — Хармон? Уинслоу? — высоким, визгливым голосом, и эта фраза как нельзя лучше передает смятение Томаса.
Мгновение спустя распахивается дверь, и на пороге возникает невысокий, растрепанный Крукшенк, школьный привратник, и смущенно произносит среди внезапно наступившей тишины:
— Просим прощеньица. Стучал, пока костяшки в кровь не сбил. Никакого ответа. Послание для мастера Фойблса меж тем. Как бы это, срочное. Будьте добреньки.
Обозначенная таким образом персона приходит в ужас.
— Не сейчас, ты, дубина! — кричит Фойблс, бежит через всю комнату и за руку вытаскивает привратника наружу. В прихожей они продолжают беседовать — шепотом, но достаточно громко, чтобы приковать к себе всеобщее внимание.
— Дак вы сами все твердили, чтоб тотчас, — доносятся оправдания Крукшенка.
— Но нельзя же врываться таким вот манером, — распекает его Фойблс. — Вот дубина стоеросовая.
Тем не менее он пребывает в приподнятом настроении, когда закрывает за привратником дверь и возвращается в кабинет директора.
— Посылка прибыла, — сообщает он с широкой улыбкой и триумфально потирает ладони, но царящая в комнате атмосфера напоминает ему о том, что здесь произошло. Он подавленно ретируется в угол и прячет лицо в носовой платок, якобы собираясь прочистить носовые проходы. Наподобие стрелки компаса, на время отклонившейся под действием магнита, внимание присутствующих вновь обращается к Ренфрю, который по-прежнему стоит в центре кабинета. Но негодование, которое последовало за его заявлением, уже спало, и в голове Томаса наконец наступает ясность.
Он
Но все-таки поедет в Лондон.
— Есть ли возражения? — спокойно интересуется Ренфрю.
Суинберн меряет его яростным взглядом, потом поворачивается к нему спиной и обращается к директору:
— Мастер Траут, этот юноша — носитель болезни среди наших подопечных. Его следует немедленно отослать из школы.
Он не снисходит даже до того, чтобы указать пальцем на Томаса. Но Траут мотает головой:
— Невозможно. У него могущественный покровитель. Больше не желаю слышать об этом.
Суинберн открывает рот, но Траут уже поднял свою тушу из кресла.
— Наказание пусть назначит мастер этики и дыма. Инструкции совета управляющих звучат недвусмысленно. Если мастер Ренфрю считает, что завтрашняя поездка пойдет этим пансионерам на пользу, то так тому и быть. Помимо этого… — Он вопросительно смотрит на Ренфрю.
— По возвращении я буду работать с каждым из них индивидуально, господин директор. Ускоренный курс перевоспитания. — Ренфрю избрал примирительный тон. — И если это послужит к вашему успокоению, дражайшие коллеги, здесь у меня заготовлен перечень страниц из «Книг дыма», которые они станут переписывать. Из третьего тома. — Его взгляд останавливается на Суинберне. — Те места, которые подтверждены последними исследованиями. Чего нельзя сказать об остальных частях книги.
Он отдает Томасу и Джулиусу листки с перечнем страниц, но задерживается возле старшего ученика.
— Еще кое-что, мистер Спенсер. Эти ночные испытания. Они должны прекратиться. Я один уполномочен проверять моральную чистоту учеников этой школы.
Суинберн слишком разъярен, чтобы сдержаться:
— Но наша школа славится своими традициями. Только глупец станет вмешиваться в…
Ренфрю не дает ему договорить. Тон его становится холодным и жестким:
— Настает новая эра, мастер Суинберн. Вам стоит поскорее привыкнуть к этой мысли.
Он жестом велит ученикам подняться и чуть ли не выталкивает обоих за дверь. В прихожей Томас и Джулиус на минуту останавливаются. Оба