— Да. Она проводит каникулы у бабушки с дедушкой, в Херефордшире. Уверяю, в коттедже, кроме нас с вами, никого нет.
— Значит, у вас нет слуг? Даже камердинера? Ну и нищета. Хотя что это я, так даже удобнее — тет-а-тет. Вот какое дело, мастер Ренфрю. Хочу спросить о Чарли Купере. Он приходил сюда вчера вечером. Садовник видел какого-то «побирушку», который стучал в вашу дверь. Мне известно, что это никакой не побирушка. Так вот, вчера он ушел от вас сразу или остался на ночь?
— Он ушел на рассвете.
Ренфрю говорит решительно, уверенно, не оставляя сомнений, и в то же время достаточно громко, чтобы его слышали на втором этаже. Чарли недоумевает: как Джулиус сумел настолько напугать учителя, что тот превратился в законченного лжеца?
— Но скажите мне, в чем дело, мистер Спенсер? Джулиус. Вы совсем на себя не похожи.
— Не похож? А, да, просто у меня закончились леденцы. Надо же, вы прямо покраснели от возмущения! Монополия теперь у моей семьи. Мы
— Вы несовершеннолетний! Вам рано это знать.
— Через месяц мне исполняется девятнадцать, и я — единственный наследник деда. В последнее время он совсем плох, что-то с животом. До весны недотянет. Думаю, вы довольно скоро увидите меня во главе рода.
Наступает пауза; Ренфрю что-то бормочет — неслышно для Чарли, тихо и грозно. Джулис, напротив, громогласен в своем высокомерии:
— По-моему, вы все неправильно понимаете, мастер Ренфрю. Я здесь не школьник, которому вы можете приказывать. Мне нужно знать, что сказал вам Купер; что он видел. И куда отправился.
Кстати, я же не познакомил вас с Нотт. Правда, красавица? Боюсь только, сейчас она не в настроении. Не ела со вчерашнего вечера. Смотрите, как принюхивается. Нотт чует след Купера, не зря я ее натаскивал. О, похоже, и от вас воняет этим мальчишкой. Стойте смирно, а то мало ли что может случиться.
Эй, мастер Ренфрю, что это с вами? Выглядите вы нелучшим образом, как будто иссохли. Да не переживайте из-за своей сорочки — подумаешь, немножко слюней, мы же тут все друзья, отстирать будет легко. А нюх у нее отменный. Готов поспорить: она может учуять, что вы ели на обед, прямо сквозь кожу и кишки. И что же это было — мясной пирог? Нет, что-то поскромнее. Овсянка? Боже, до чего я ненавижу вас, скромников.
Купер, мастер Ренфрю, Чарли Купер. Что он вам говорил и кому говорили об этом вы? Предупреждаю вас. В последние дни я сам не свой. Видите, у меня появилось второе лицо. Клянусь, когда я подходил к вашему коттеджу, то не мог вспомнить, надел маску или нет!
Понимаете, мастер Ренфрю, сейчас я как будто стою на пороге. Уже не тот, что был, но еще не стал другим. Передо мной распахнулась дверь — в пустоту, в пропасть. Сначала я испугался, но потом стал заглядывать через край, пытался что-то разглядеть. И что за ужасы, что за чудеса поджидают меня в глубине!
И все равно мне страшно, мастер Ренфрю. Я боюсь того, что меня ждет. Помогите же мне. Помогите остаться собой. Хотя бы на час, на день. Это может оказаться единственным добрым поступком в вашей жизни, в которой пока не было ничего, кроме постных душеспасительных бесед.
Чарли лежит, привязанный к кровати, и слушает речи Джулиуса. Кажется, что их разговор происходит прямо здесь, в темноте, в ярде от него: здесь — здоровая туша собаки, которая прижалась мордой к жилету учителя и пускает слюни в карман; там — староста, который сначала развалился в кресле, потом подскочил и, чтобы унять свое странное возбуждение, стал метаться по комнате, от камина до двери и обратно. Накладывая на эту сцену недавние события, Чарли снова видит высокую, угловатую фигуру учителя, который склоняется над ним и вливает в него соленую воду.
Отверстие в трубке пропускает с каждым вздохом совсем мало воздуха — столько помещается в крошечный пузырек. Чарли лежит во мраке и тяжело дышит носом.
В комнате что-то меняется. Стало так темно, что можно различить только окно, дверь и слабые просветы в полу, и тем не менее благодаря обострению всех чувств Чарли замечает перемену до того, как видит девочку у своей кровати. Элинор. Единственное в ней, что имеет цвет, — это глаз, правый, в котором отражается ночное мерцание окна, подсвеченное зеленым зрачком. Она смотрит не на Чарли, а куда-то вдаль. До него доходит, что девочка тоже слушает, пытается понять, что происходит там, внизу. Через мгновение Элинор берет Чарли за руку. Все очень естественно: она просто наклоняется вперед и нащупывает его ладонь на одеяле. Из-за кожаного ремня Чарли может лишь сжать ее пальцы своими. Девочка никак не реагирует.
Опять голос снизу затягивает их в омут своих чар, но теперь он звучит мягче, странно балансируя между обвинениями и уговорами. Кажется, будто это два человека говорят в унисон, со схожим тембром голоса, но в разном настроении.
— Я знаю, что вы думаете, мастер Ренфрю. «Этого не может быть». Или: «Я доложу своим друзьям в Новом Вестминстере. Мы отдадим его под суд».
