А Томас их не просит.

Чуть позже Ливия отвечает на вопрос. Они шагают друг за дружкой, Томас впереди, Ливия позади, с трудом подстраиваясь под его медленную, нетвердую походку. Поэтому ее слова нельзя соотнести ни с каким выражением лица — только с голосом, размеренным и бесстрастным.

— Мне дали римское имя, — говорит она. — В честь Ливии Орестиллы. Это императрица, жена Калигулы. Она собиралась выйти замуж за другого человека, но Калигула украл ее прямо в свадебную ночь. А через день или два развелся с ней.

— Ничего себе подарочек. Вместо ладана и смирны.

— Во всяком случае, если верить Джулиусу. Это он мне рассказал. Про Калигулу.

Как обожженный, Томас разворачивается к ней, стараясь все время смотреть на ее лицо, а не на тело, теперь закутанное в куртку.

— Хорошо, что ты меня ненавидишь. Я опасен. У меня испорченная кровь.

К его удивлению, Ливия не отводит глаза. До сих пор она всегда стремилась не глядеть на него. Должно быть, после пребывания в глубинах рудника что-то в ней изменилось.

— Ну да, — говорит она, то ли серьезно, то ли нет. — «Опасен». «Испорченная кровь». Конечно, я знаю, иначе не держалась бы в трех шагах от тебя.

В этом вроде бы нет ничего смешного, но Томас смеется. Когда они вновь пускаются в путь, Ливия легко подхватывает его темп.

«В одном шаге, — думает Томас. — Ну, в двух».

К городской окраине они приближаются в сумерках. Вокруг один пейзаж переходит в другой постепенно, но явственно. На их стороне заходящее солнце освещает плодородную коричневую землю, высокие, гордые даже в зимней спячке деревья, ярко-зеленые остролисты. На той стороне вся растительность пожухла, бесплодная земля смешана с сажей, лужи покрыты жирной пленкой греха, воздух отяжелел от его зловония.

«Та сторона». Город. Лондон.

Похолодало и запахло снегом. Томас полагает, что там снежинки достигают земли уже почерневшими. Они останавливаются под хвойным деревом. Томас такого раньше не видел: ширина его почти равна высоте, ветви растут в стороны, образуя ряд платформ, которые процеживают последние лучи солнца. Сторона дерева, обращенная к Лондону, совершенно черная, облеплена сажей и почти лишена иголок. Томас обходит могучий ствол и прикасается к коре. Ливия озадаченно наблюдает за ним.

— Что ты делаешь?

— Ничего. Просто… мне нравится это дерево. — Он говорит, стоя к Ливии спиной, чтобы она не видела его лица. Голос его прерывается, в нем слышно что-то от более юного, более мягкого Томаса. — Что это за порода? Я такой не знаю.

— Ливанский кедр, — немедленно отвечает Ливия. — Около моей школы есть целая роща, и табличка установлена. Там говорится, что в начале семнадцатого века один путешественник привез в Британию горсть семян. Все ливанские кедры, которые растут в нашей стране, произошли из той горсти. В парламенте недавно состоялись дебаты о том, не следует ли их вырубить.

— Зачем? А, понимаю. Иноземные деревья. Чуждые нам.

— Но ведь это так, — говорит Ливия. — Они не отсюда.

— Этот кедр прекрасен.

Он прикладывает обе ладони к стволу и припадает к нему всем телом. В груди раздается высокое, легкое жужжание. Музыка костей. Песня о доме. Что такое дом? Это дерево вынули из его родной почвы и посадили на краю чистилища. В начале семнадцатого века. Значит, оно попало сюда одновременно с дымом. Теплая, шершавая кора под ладонями.

— Пойдем, — зовет его Ливия без всякого раздражения. — Мы не можем здесь оставаться. Замерзнем насмерть.

И в самом деле, от полей уже поднимается стылая сырость, в воздухе блестят, подсвеченные закатом, игольчатые кристаллы снега. Только дующий с юга бриз доставляет немного тепла. Он несет к ним Лондон, сточные канавы, грех, а еще вонь вареной капусты.

Они шагают ему навстречу, бок о бок.

Ночь спускается как раз в тот момент, когда тропка, по которой они идут, вливается в мостовую. Разом становится тесно от людей, домов, бродячих собак, выискивающих в канавах требуху. Ливия с Томасом все еще далеко от центра, на ничейной земле свиноферм и фабрик, огородов, сарайчиков из досок и парусины. Чем дальше они заходят, тем труднее выбирать путь, тем чаще попадаются выгребные ямы, тупики, перекрестки, от которых улочки разбегаются самым непредсказуемым образом. К тому же Томасу с каждым шагом все труднее бороться с усталостью и превозмогать ломоту вернувшейся лихорадки. Вскоре Ливия останавливает его:

— Мы идем уже целый день. Тебе пора отдохнуть. Смотри, можно укрыться вон под той дверью.

Томас слишком изнемог, чтобы спорить. Дверной проем насыщен запахами, но достаточно глубок, чтобы двое подростков исчезли в его тени. Вместо

Вы читаете Дым
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату