«Цепкий, ты спишь?» — уточняю на всякий случай.
«В переходном состоянии. — Примерно такой следует ответ. — Хочешь о чем-то меня спросить?..»
«Да, я хотел у тебя узнать, бывал ли ты раньше в этих скалах?»
На самом деле я продолжаю исследовать муравьев и, чтобы получше узнать напарников, этот предлог использую, чтобы завязать беседу.
«Нет, но здесь бывал мой отец, — отвечает собеседник. — Есть легенда о том, что в горах существует источник, вода в котором красного цвета. Тот, кто найдет его, сможет получить ответы на все вопросы, которые хочет задать. Мой отец в одиночку отправился в горы, чтобы найти этот источник…»
Цепкий замолкает. Видимо, вспоминает отца.
«Он не вернулся?» — предполагаю я.
«Напротив, — опровергает муравей, — вернулся и даже много рассказывал мне о том, что повидал. Но никогда прямо не говорил, удалось ли ему найти тот источник. Только намекал пару раз, что нашел, только никаких указаний, где искать, хотя бы примерно, не оставил. Обмолвился единственный раз, что, кому нужно, тот обязательно найдет…»
«А сейчас что с твоим отцом?»
«Умер. Знаешь, если тебе интересно мое мнение, я думаю, что каждый, кто хочет найти ответы на вопросы, рано или поздно найдет их внутри себя. Свои собственные, ведь нет ответов, одинаково понятных для всех. А источник… это просто материальное воплощение цели!»
«Твой отец ходил один? Неужели не нашлось других желающих?..»
«Туда можно добраться лишь в одиночку, так гласит легенда. В любом случае это под силу немногим. Удача не зависит от того, умный ты или не очень, достаточно ли вынослив и силен физически, чем-то другим она определяется. Правильный путь откроется тому, кто подходит по неким иным критериям…»
Тема в разговоре открывается глубочайшая, муравьи все больше меня поражают, но я вынужденно перевожу разговор в другое русло. Легенды и тайны прошлого, конечно, захватывающе интересны, но сейчас мне нужно получить от муравья конкретную информацию, которая пригодится в будущем.
Я прошу Цепкого поведать мне о том, что и где расположено в горном массиве.
И узнаю, что четыре горы прижимаются друг к дружке, образовывая подобие ромба. Мы почти взобрались на ту из вершин, которая ближе всех к муравьиному поселению. За этой горой две — самая высокая и немного пониже, и между ними ущелье, где базируются летуны. А дальше всех от города гора, вершину которой всегда покрывает туман. Где-то на ее склонах вроде как и обретается волшебный источник.
«Вот так, — подытоживает Цепкий. — За двое суток мы, вероятно, сможем завершить подъем на верхушку, а потом достичь ущелья…»
«Не загадывай наперед, — советую я ему, — никогда не знаешь, чем в итоге обернется!»
«Я из чисто практических соображений прикинул. Хотя волокно непредсказуемости тесно переплетается с нитью жизни, это да…»
Разумный муравей частично признает мою правоту. Ключевое слово — «разумный». На тот факт, что мои напарники не люди, я уже почти и не обращаю внимания.
Вместе идем… на смерть?
Установленная связь прерывается. Я ощущаю, что собеседник отгородился, и решаю, что на этом все, Цепкий уснул.
Но через некоторое время он вдруг сам ко мне обращается. И заводит разговор на неожиданную тему.
«Человек, то место, откуда ты пришел… помнишь его? У тебя там была семья? — Вот о чем спрашивает муравей, и пока я думаю, что ответить, продолжает: — Хотя это не так важно. Иногда меня увлекают странные рассуждения. Им вроде бы неоткуда взяться, потому что их содержимое порой не похоже на то, что может происходить и происходит с нами в действительности. Откуда ни возьмись выскакивает в голове картинка, образ или предположение, а то и все вместе, которые не относятся к реальным событиям или вещам, а изображают их альтернативы или невероятные аналоги, зачастую притягательные и манящие, а порою отталкивающие и пугающие. Свойственно ли вам, приходящим из-за горизонта, или вашим сородичам, оставленным по ту сторону, что-то подобное?»
Сначала я удивляюсь, да так, что не смог разобраться, о чем это он, собственно, однако смысл до меня доходит-таки. Явно с развитием разума раса муравьев получила и неизбежное «осложнение» — тягу размышлять о «высоких материях».
«Ты говоришь о фантазии. Да, многие из нас тоже несут в себе это бремя. Почему-то я и подумать не мог, что вы тоже, — наконец отвечаю я. — Постой, а тебе никогда не хотелось поделиться особенно яркими из этих картин, что приходят к тебе?»
«Хм-м… ну, разве что когда явится что-то совсем уж стоящее и захватывающее… или один раз, когда я хотел родить детей от одной самки, но она почему-то не удостоила меня должным вниманием, это было давно, я тогда наелся дурманящих плодов, и меня обуяли желания. Образами, овладевшими мной тогда, я и хотел поделиться с этой самкой, но не смог сформулировать их в ментальный импульс. В этом-то и основная загвоздка. Некоторые из моих собратьев тоже рассказывали о подобных размышлениях, но осмысленно передать оные ни у кого не получалось. То, что чувствуешь, не получается передать так, чтоб и другие почувствовали…»
«А не подбросить ли мне идею братьям по разуму?!»
