отпечатано, а я потом лично скажу, что принцесса Арианона является его самым большим ценителем!
– Когда ты сдохнешь, тварь! Сдохнешь… тварь! – брызнул слюной мне в лицо тихоня. Я вздрогнула от неожиданности. Его глаза выкатились из орбит, а в руках блеснуло лезвие ножа. – Оборотень! Оборотень! Перевертыш! Ве-е-е-едьма!
Он метнулся в мою сторону, скалясь и рыча. Вот это поворот событий! Мамочки! Я успела уклониться. Стража со скучающим видом посмотрела на всю эту сцену, даже не дернувшись в мою сторону.
– Да сделайте же что-нибудь! – закричала я, прячась за троном. Маньяк тем временем пытался обойти трон с другой стороны. Барон Баран схватил листок бумаги и с вдохновленным видом стал что-то строчить на коленке, обмакивая перо в не пойми откуда взявшуюся чернильницу.
И тут я увидела, как на маньяка-тихушника, который явно сегодня проснулся с мыслью отправить меня на свидание к родственникам, бросился огромный черный пес. Маньяк снова завопил:
– Оборотень! – а потом упал на землю. Через пару мгновений он встал, отряхнулся и как ни в чем не бывало попрощался. Что это было? Что это было, я вас спрашиваю.
– Всего хорошего! – сказал маньяк кротким голосом. – Было очень приятно с вами пообщаться.
Не дай бог такой народной любви! Огромный пес подошел ко мне и лизнул мою руку. Я посмотрела на животное с такой благодарностью, которую не сможет описать ни один поэт. Даже вон тот, который, высунув язык от усердия, дописывал очередной шедевр.
К ошейнику пса была приколота записка, судя по всему, адресованная мне. Я осторожно взяла ее и развернула.
«Не церемонься! Гони всех в шею!» – было написано от руки.
– Все, товарищи! Прием окончен! – выдала я, сжимая в руках самый лучший совет в моей жизни. – Приходите завтра! А лучше послезавтра!
Народ постоял в надежде на чудо, но потом лениво стал расходиться. Барон Баран никуда уходить не собирался. Судя по всему, он строчит целую поэму. Называлась она «Кончина принцессы» и начиналась строчками «Она опала дохлым ветром, ее качало от ножа, в ее глазах не без ответа вздох увлеченья пробежал!» Я содрогнулась, представляя, что это будут читать на моих похоронах. И тогда я высуну руку из гроба и придушу поэта.
– А тебе что? – спросила я, окончательно озверев, обращаясь к Барану. – Особое приглашение нужно? Вон отсюда! Прием окончен! Ах да, одолжите мне свое перо…
Я подошла к горе-поэту, который всем телом пытался заслонить свою нетленку от посторонних глаз, вырвала у него из рук перо, развернула записку и, посадив жирную кляксу, написала одно слово: «Спасибо!»
– Я придумала, как будет называться новый сборник! «На новые ворота», – сказала я, возвращая перо.
Башка трещала так, словно я отработала две недели без перерыва и выходных за себя и за того парня. Но я получила ценную информацию по налогообложению. Теперь бы уточнить, какое у нас поголовье налогоплательщиков, и все будет замечательно.
Я поковыляла в свою комнату, где меня ждал мой честно заработанный обед. Аппетитная корочка запечённой курочки, прямо как в рекламе очередной приправы, вызвала у меня горячее желание растерзать всю эту красоту в один присест. Но вот опыт с кубком немного поумерил мой пыл. Глотая слюни, чувствуя себя диабетиком-сладкоежкой в кондитерском отделе, я гипнотизировала взглядом блюдо. Мой желудок утверждал, что риск вполне оправдан, а инстинкт самосохранения требовал, чтобы я прекратила пялиться на еду или поискала дегустатора. Пока я зарабатывала себе гастрит, в мою дверь кто-то поскребся. Я даже удивилась, но решила открыть ее в надежде, что это будет мой пушистый спаситель с удивительно умными глазами.
Не успела я открыть дверь, как в комнату влетел знакомый пес. Его красивые и умные желтые глаза уставились на меня, а розовый язык вывалился так, что казалось, скоро развернется ковровой дорожкой на полу.
– Ты чей? Где твой хозяин? – спросила я, улыбаясь самому желанному гостю. Пес повел острым ухом и проскулил, виляя пушистым хвостом. Какой же он милый. К его ошейнику была приколота бумажка. Я с удовольствием взяла ее в руки и развернула, чтобы прочитать одно-единственное слово: «Не за что».
– Ав! – сказал мне пес, скуля при виде курочки. Он поскуливал и нервничал, не сводя глаз с еды.
– А! Ты у нас на запах прибежал! Понятно! А ты не боишься, что курочка отравлена? Нет? А я вот боюсь! – сказала я, приближаясь к собаке. Тот бесцеремонно встал на задние лапы и уставился на еду. – ?Ты хочешь, чтобы я дала тебе кусочек? – удивилась я. – Ну ладно… Я тебя предупредила… За последствия ответственности не несу…
Я осторожно отломала половинку куриного бедрышка и бросила на пол. Пес обнюхал ее и съел. Получив желаемое, он тут же устремился в сторону двери.
– Погоди! А вдруг тебе сейчас плохо станет? – побежала за ним я, задирая юбку.
В дальнем конце коридора мелькнула тень человека, который свистом позвал к себе пса. Мне очень захотелось поговорить с хозяином этого милого волка, чтобы он, я имею в виду животинку, а не хозяина, заглядывал ко мне почаще, ведь в противном случае у меня есть все шансы умереть от голода.
Прикончив курицу и облизав пальцы, я почувствовала сытый восторг, который сменился ленивой дремотой. Делать ничего не хотелось. Хотелось спать. Я сняла покрывало с кровати, увидев облако пыли, которое поднимается в воздух. «Снег кружится, летает и тает!» Наволочка и простыня попахивали полной
