— Я еще не решил, — ответил Храпнев.
К низким ступенькам крыльца они подошли с разрывом в три шага. Рогов удостоился поцелуя женщины первым.
— Александр.
— Привет, Даша.
Он подержал женщину за локоть. Но коротко, чтобы не будить в товарище чувство ревности. Женщина была красива, правда, красоту ее уже скрадывали многочисленные морщинки и тени под глазами. Седеющие волосы она прятала под платком.
— Привет, Дашка!
Храпнев не мог без того, чтобы не обнять. От Даши пахло кисловато, пропитанной потом, нестираной одеждой.
— Лешка!
Женщина рассмеялась, когда он одной рукой приподнял ее от крыльца.
— Как твои дела? — спросил Храпнев, вглядываясь в карие глаза давней своей любви.
Рогов за их спинами тактично исчез, скользнув в дом.
— Хорошо. Отпусти!
— Я захватил консервов со станции. — Обнимая, Храпнев умудрился тряхнуть сумкой.
Пок-пок-пок — застучали друг о друга пластиковые контейнеры.
— Украл?
— Барабанов сам выдал, лишь бы меня не видеть.
— Димка — стратег.
— О, да! Стратегия — это найти всем работу.
— Наверное, это и хорошо?
Храпнев разжал руку, и женщина, помедлив, опустилась на крыльцо.
— Он стал желчный и замкнутый. И нервный — слова не скажи. Кстати, принципиально не общается… ну, ты понимаешь. Что делает в одиночестве на станции, не представляю. То ли спит, то ли не спит.
— Ты бы присмотрел за ним, — сказала Дарья.
Храпнев подмигнул.
— Я за всеми присматриваю.
— А я думала, Рогов — безопасник.
— За ним я тоже присматриваю.
Дарья хмыкнула.
В прихожей было пусто. Мужской комбинезон сиротливо висел на крючке, придавая аскетичному серому пространству некий изыск светоотражаемыми вставками.
Вслед за Дарьей Храпнев прошел в дом, оценивая перемены, которые случились здесь со времени прошлого визита.
Первое, конечно, рисунки.
Их стало гораздо больше. Легкие пластоновые прямоугольники ровными рядами белели на стене. На них скакали синие двугорбые лошади, теряли корону принцессы, росли кривые деревья с красными шишками на ветках, распускались диковинные цветы и дышали огнем чудища. Кое-где была разрисована и сама стена — какими-то спиралями, загогулинами, червячками и человечками.
Второе — появились неказистые полочки и поделки из того же пластона. Угол стены был испещрен метками — видимо, мерили рост. На свободном месте на железном листе держался на магнитах ворох разноцветных букв, из которых кто-то сложил без пробелов, слитно: «ктомыдети».
— Как успехи? — спросил Храпнев.
— Хорошо, — просто ответила Дарья.
— Профанацией не кажется?
— Леш, — поморщилась Дарья, — мы все уже обсудили.
— Я вот просто… — Храпнев указал на буквы. — Они же им не нужны. Я серьезно. Здесь важен носитель.
Он стукнул себя пальцем по виску.
— Не думаю, — сказала Дарья. — Я вижу. Они меняются, пусть очень медленно, но меняются. Любят сказки.
— Я тоже люблю сказки.
— Это совершенно другая жизнь.
Они перешли к валуну в середине комнаты. Плоская, отполированная вершина камня служила обитателям дома обеденным столом. Сквозь не очень круглую дыру в потолке проникал свет. Храпнев принялся выкладывать из сумки консервы.
