Надо воспользоваться их опытом. Если тело — это оболочка души, то город — это оболочка тела, и при современном состоянии таких городов, как Париж, она больше не учитывает интересы священного объекта, ради которого была создана.
Париж должен был бы являться прекрасной иллюстрацией братства, священного элемента республиканской триады [175], но вместо этого город замкнулся в устаревших границах 1860 года. За их пределами человек становится проблемой для города. Город захватывает наше личное пространство, и со временем начинает казаться, что без него было бы лучше. Современные мегаполисы предпочитают автомобили, а не людей, поэтому площадь проспектов в три раза больше площади пешеходных улиц. Гражданин понимает, что город создан не для него.
В своей книге «Закат и выживание американских городов» (1961 г.) урбанист Джейн Джекобс говорит о четырех простых правилах, с помощью которых можно сделать более приемлемым для жизни любой квартал[176]. Естественно, ни одно из этих правил не соблюдалось при возведении французских кампусов (Орсе, Политех, Инновационный парк Илькирх) и при застройке пригородов.
«Во-первых, нужно всячески поощрять появление одухотворенных и занимательных улиц. Во-вторых, превратите их ткань в максимально протяженную сеть, пронизывающую весь район, по размерам и мощи не уступающую „городу внутри города“[177]. В- третьих, используйте парки, скверы и общественные здания как основной элемент этой ткани улиц; пусть они интенсифицируют и свяжут воедино все разнообразие городской структуры. В-четвертых, подчеркните функциональность каждого района. Нет ничего более беспомощного и жалкого, чем одинокая улица с проблемами, которые невозможно решить».
Я вырос в пригородах и вижу полную противоположность советам Джейн Джекобс: тусклые, безжизненные улицы и проспекты, беспомощные и жалкие, безликие и лишенные культурного значения спальные районы, где некуда пойти вечером.
Вместе с городским сельским хозяйством, увитыми плющом стенами, биоремедиацией (искусство очищать городскую среду, используя живые организмы) и вертикальными фермами земля понемногу проникает в города. Одной из целей проекта архитектора Кейт Орфф «Oyster-tecture» является очищение канала Гованус в Нью-Йорке живыми устрицами. Другим приоритетом этого замысла было строительство «плодородного города», по выражению гениального архитектора Венсана Каллебо, — с обширной природной средой, по которой так тоскуют горожане в выходные.
Мозгу свойственно уставать, то же самое можно сказать и о мотивации. Жизнь в городе постоянно разряжает наши батарейки. Стрессы, тревога, недопонимание со всех сторон наступают на нас с самого пробуждения и не оставляют в покое, даже когда спим (и поэтому сон в городе все реже приносит отдохновение). Идеальный город должен заряжать батарейки. Но люди сформировали настоящую «кортизолергическую среду».
О чем идет речь? Кортизол — это гормон надпочечников, вбрасывающийся в кровь по приказу гипофиза в ответ на стресс. Так как большинство проживает в городах, мы страдаем гиперкортизолемией, сопровождающейся бессонницей, депрессией, побуждением к суициду. Город не должен повышать уровень кортизола, целью должно быть как раз его постепенное снижение.
Мегаполис не только провоцирует стресс. Группа испанских исследователей доказала, что загрязнение атмосферы вызывает задержку умственного развития в школах, стоящих по обочинам автострад[178].
Если бы архитекторы старались избавиться от кортизолергической среды, то однажды появился бы нейроэргономический город. Он стал бы подзаряжать батарейки своих жителей в любом месте и в любое время, а не только «при выходе в свет»[179]. В природе все зависит от всего — «omnia ad omnia». Точно так же, как идеальное обучение должно быть многоканальным, идеальный жилой квартал должен быть многофункциональным. Это относится и к нейроэргономическим кампусам.
Кампус Франкенштейна
Никакая другая архитектура не обязана так пристально вглядываться в будущее, как архитектура кампусов. Это место, где человек готовит свое будущее, и поэтому оно должно быть образцовым. От Александрии до круглого города Багдада IX века, от Мачу-Пикчу до греческого Санторини — все самые передовые города были местами «прагматичной мечты»[180], соединяющей город с окружающим пространством.
Есть прекрасные международные кампусы: Кембридж, Принстон, Оксфорд, Гарвард или Стэнфорд. К другим претензий гораздо больше, один из них — это французский кампус Орсе/Сакле, который критикуют иностранцы за плохую эргономичность. Кроме того, туда надо добираться старой пригородной электричкой, на пути которой часто случаются аварии и устраиваются забастовки. К тому же она не работает ночью, и обитатели кампуса отрезаны от столичных развлечений. Французский кампус никогда не был скоплением небольших деревень, кардинально отличаясь в этом от Кембриджа или Оксфорда, где даже при меньшем количестве студентов ночная жизнь очень разнообразна.
