Как ни старался, отличить.Но иногда оленьи нартыСойти, мне кажется, моглиЗа ученические парты,За парты на краю земли,Где я высокую наукуЗаконов жалости постиг,Где перелистывали рукиСтраницы черных, странных книг.Людское горе в обнаженье,Без погремушек и прикрас,Последнее преображенье,Однообразнейший рассказ.Он задан мне таким и на дом.Я повторяю, я учу.Когда-нибудь мы сядем рядом —Я все тебе перешепчу.
* * *
Когда, от засухи измучась,Услышит деревянный домТяжелое дыханье тучи,Набитой градом и дождем.Я у окна откину шторы,Я никого не разбужу.На ослепительные горыГлаза сухие прогляжу.На фиолетовые вспышкиГрозы, на ливня серебро,А если гроз и ливня слишкомБеру бумагу и перо.
* * *
Жизнь другая, жизнь не наша —Участь мертвеца,Точно гречневая каша,Оспины лица.Синий рот полуоткрытый,Мутные глаза.На щеке была забыта —Высохла слеза.И на каменной подушкеСтынет голова.Жмется листьями друг к дружкеЧахлая трава.Над такою головою,Над таким лицом —Ни надзора, ни конвояНет над мертвецом.И осталось караульныхНынче только два:Жесткие кусты — багульникИ разрыв-трава.
