Крука. Острая бронза вошла и вышла в плоть не испытав никакого сопротивления. Этот готов! Мой противник вцепился в край щита оттягивая его вниз и замахиваясь для нового удара. Я мгновенно крутнул щит кистью руки, вырвав его из захвата, и тут же нанес и шитом и телом удар в корпус противника, отбрасывая его на удобную для себя дистанцию. Но, ни он не успел меня ударить дубиной, ни я ткнуть его копьем, прилетевшая откуда-то из за головы стрела попала противнику прямо в раззявленный в крике рот с такой силой, что опрокинула его на землю. Живая масса орущих и суматошно молотящих копьями и дубинами в наши щиты людей сдвинула нас к самой ограде, но все-таки не опрокинула. Отбив удар копья, нацеленный в Батора, я, в свою очередь, вогнал свое копье в живот визжащей старухе, со сморщенным, как урюк, лицом обрамленным всклоченными седыми волосами. Старая ведьма, разевая рот в немом крике, ухватилась за древко копья и рывком нанизала себя дальше, тем самым, практически лишая меня оружия. Я мгновенно выпустил его, с трудом успевая прикрыться щитом от удара дубиной другого противника, точнее противницы. Здоровенная баба так навернула мне в щит, что я даже присел. Я успел выхватить свой туристический топорик, а баба вновь замахнулась, и сделали мы это одновременно. А потом надо мной сверкнуло лезвие моей Прелести, и голова первобытной валькирии в фонтане брызг крови слетела с плеч. Могучая рука Сильвера помогла мне выпрямиться. Я оглянулся и не сразу осознал… все! Все, кончились враги. И все живы, и вроде даже целы. Слава богу!
Батор и Крук стаскивали с помятого, но вполне целого Ярика здоровенный труп неандертальца, пробитый сразу двумя стрелами и болтом от самострела. Стрелы, ага, понятно! Ох, кто-то у меня сегодня огребет треньдюлей, ох и огребет. Хват плавно кружил вокруг израненного, брутально обвешенного ожерельями из клыков и когтей охотника. Последнего оставшегося на ногах. Недалеко от них стоял, опираясь на мою Прелесть, и радостно скалился забрызганный темно-красной, почти черной кровью Сильвер. Вдруг помочь понадобится. Но помощь Хвату явно была не нужна. Еще пара вялых ударов дубиной принятых Хватом на щит, стремительное движение копьем… извини мужик, сегодня не твой день!
— Щит, наше все!!! — выдергивая копье из груди поверженного заявил Хват.
Я огляделся. Н-да! А ведь до нас добралось не больше дюжины Старых людей, и далеко не самых молодых и сильных. Тех, бежавших весьма шустро, мы постреляли в первую очередь. Ну, дак это аксиома, только строй может двигаться монолитно. Толпа же всегда расслаивается в движении. Впереди оказываются шустрые да нетерпеливые, или сильные да самоуверенные, а сзади кто послабее. А еще сзади остаются самые умные или осторожные, эти — самые опасные. И вот эта не самая боевая дюжина хорошо так нас притиснула, с учетом нашего оружия и шиитов и какой-никакой тактики. Сильны ребята, ничего не скажешь. Только сейчас меня начало потихоньку отпускать. Легкий тремор прокатывался по всему телу. Нос стал различать весь, непередаваемый букет запахов, повисший в воздухе. От павших тел "звучало" убойное амбре из потных немытых тел, вонючих шкур, крови и нечистот. Бр- р-р. Некоторые еще парили, постепенно остывая на снегу, который превратился в розоватую кашу от пролитой крови. А еще стало хорошо видно, что эти люди очень голодали. Некоторые, особенно старики были серьезно истощены. И, кстати, Хатак был прав, здесь были все и женщины и мужчины, старые и почти дети. Многие так и полегли, скорбной дорожкой, когда пытались добежать до нас, увы, для них, мы оставили им очень мало шансов. От этой безрадостной картины, я не испытывал ни сожаления, ни угрызения совести, меня не тошнило, но также я не испытывал радости или восторга. Удовлетворение. Вот что ближе всего я чувствовал в себе. Да!
— Ты как, мой друг? — обратился я к Хатаку, устало привалившемуся к загородке.
— Отлично, Петр, просто отлично, — он слабо улыбнулся — просто надо отдохнуть.
— Плохо выглядишь, старый.
— Жив и хорошо, а мог бы сейчас брести туманными тропинками в Долину Предков. И за сына должок отдал.
— За сына? — я удивился — У тебя был сын?
— Потом, — он дернул губы в кривой улыбке — как нибудь…
— Да, отдохни, — не стал настаивать я — твой верный глаз, и твердая рука сегодня славно потрудились. Я кликну женщин.
— Погоди пока, нужно добить всех раненых.
— Да, ты прав. Эй, молодежь, обойдите всех и добейте, если кто еще жив. Хотя… — я на миг задумался — если найдете кого поцелее, меня зовите. Поговорить хочу — объяснил я Хатаку.
— Пустое это, Петр, поверь. Они ничего не скажут. Они с нами вообще мало говорят.
— А вдруг! Интересно мне.
— Ну-ну — пробурчал Хатак.
"Собеседника" мне нашли. Старый, но довольно крепкий старик, как и все сильно истощенный, словил стрелу в плечо, которую он обломил, а вот прилетевшая сулица попала ему в бок. Пройдя вскользь, наконечник из острой бронзы распластал мышцы так, что было видно белое ребро. Разодрав на себе шкуру, старик пытался, хоть как-то, зажать рану рукой. Получалось плохо. Крови натекло слишком много, похоже, он уже был не только не боец, но и не жилец. Старик лежал на пропитанном кровью снегу и безучастно смотрел на меня, присевшего на корточки недалеко от него.
— Скажи мне, Старый человек, зачем вы напали на нас?
В ответ лишь только, то ли улыбка, то ли оскал, показавший набор вполне качественных зубов.
— Знаешь, Старый человек, если бы вы пришли как люди, попросили бы помочь, то я, Шаам Хори Каман, вождь Русов, помог вам всем, чем смог.
