договариваться? Простые времена, простые нравы. Договорились заранее, чтоб друг за другом по прериям не бегать, собрались в кучу, надавали тумаков… Кто победил, тот и молодец!
— Бред какой-то!
— А выстраиваться в линию и ловить залп грудью, и это в восемнадцатом веке, не бред? И заметь, по очереди! В тебя шмальнули, ты шмальнул, опять в тебя, снова ты, и ни-ни без очереди. Нельзя нарушать эстетическое чувство прекрасного у генералитета, взирающего на все это с высокого бугра! Как вся "просвещенная Эурооп-па" возмущалась, когда солдаты Суворова, Александра свет Васильевича, делали залп и в штыковую, не дожидаясь ответного! Что ты! Енералы ихние визжали как резанные. А тут… Мы и неандертальцы, словно два территориальных животных сойдемся, чтобы выяснить, чья же это земля. А они, как ты знаешь, всегда сходятся в лоб.
— Мы тоже пойдем в лоб? — Артем смотрел на меня очень серьезно — Мы бы могли пересидеть тревожные времена, хоть на той же стороне Волги. Там нас, точно, никто не достанет.
— Ты задаешь очень тяжелые, но справедливые вопросы, сын. Ты знаешь, я не безбашенный отморозок, которому лишь бы подрасти, и у меня крутилась мысль сорваться с места и пересидеть тревожные времена, где-нибудь в тихом уголке, но… Всегда есть "но", сынок. И эти "но", в этот раз, слишком весомы.
Наше племя очень маленькое, и еще долго, несколько поколений точно, будет зависеть от притока свежей, сторонней крови. Мы можем устраниться, но тогда нам этого не простят. Никогда. Нас не поймут даже наши. Хатак, Видящая, остальные. Это сражение, сынок, не за абстрактные идеи, что лучше — коммунизм или капитализм, и не за то, чтобы выяснить чей бог правильней. Не за тяжелые желтые кружочки, которые сами по себе ничто, ни съесть, не выпить. И не за оскорбленные чувства могущественного монарха. Это драка за выживание вида. И не важно, выиграют кроманьонцы у неандертальцев или проиграют, для всех мы будем парии. Если выиграют наши, нам здесь не жить. Проиграют, нам все равно придется уходить с этого места. Как я помню, некоторые ученые высказывали мысль, что наши предки и неандертальцы пересекались меж собой пару тысяч лет. Эдак замучаешься бегать. Тем более, как показала история, кроманьонцы неандертальцев, так или иначе, пережили.
И опять же, куда бежать? Кочевой образ жизнь не для нас. То место, где мы живем сейчас, идеально. Сама природа огородила участок плодороднейшей земли, на котором год от года оседает благословенный ил, каменной стеной с тыла и тремя реками по бокам. Таких мест еще поискать, не сразу найдешь! На подобном механизме природного удобрения берегов, было дело, просуществовала несколько тысяч лет одна из величайших цивилизаций земли. Помнишь такую? Египет называется. Нил и 21 веке сдабривает живительным сапропелем свои берега дважды в год кормя, тем самым, мириады живых существ, и человека в том числе.
Там, где мы живем сейчас, земля без труда прокормит на порядки больше людей, чем есть сегодня в нашем племени. И не оскудеет. Через пятьдесят-шестьдесят лет технологическое преимущество и численность нашего племени будет такова, что мы разотрем в порошок любого пассионария, у которого только возникнет мысль поделиться с нами нашим жизненным пространством. И нам, я думаю, даже ничья помощь не понадобиться! Мы, сынок, все равно найдем это долбанное железо, мы приручим лошадей, и тогда латная пехота да тяжелая кавалерия любому, хоть неандертальцу, хоть кроманьонцу, хоть реликтовому гоминиду покажет, чьи в лесу шишки.
— Ты далеко смотришь, отец. — Артем задумчиво поглаживал аккуратную бородку, которую он отпустил.
— Да, далеко. И тебе советую. Неизвестно как отреагирует твой организм на переход через аномалию. Я вот все еще молодею. Очень медленно, правда, но все же. Возможно это коснется и тебя? Молодеть может и не будешь, но и стариться не станешь, а? — я подмигнул ему — А наши дети? Вдруг они будут Мафусаилами какими-нибудь?
— Хм! Не исключено.
— Во-от, поэтому зри в корень, как сказал Козьма Прутков! То бишь, в перспективу.
— Значит, идем воевать, так, отец?
— Да. Так или иначе. И это гнетет меня сильнее всего. Рецепта, как нам не то что выиграть, а просто не погибнуть в этой заварушке у меня пока нет.
— Не журись, батя — сын положил руку на мое плечо и слегка сжал его — будем думать все вместе. Время еще есть.
— Да — согласился я — время еще есть. Но не так много, как хотелось бы.
Помолчали.
— Почему племена не отступят, отец? Земля практически пуста. Зачем бодаться за довольно большой, но всего лишь кусок территории. Иди куда хочешь, и будет тебе там счастье.
— Ты думаешь, я семи пядей во лбу? — я усмехнулся — Знаю ответы на сакральные вопросы мироздания?
— Но мысли-то у тебя по этому поводу есть? Не верю, что ты об этом не задумывался.
— Хэ, мысли! Мыслей, у Великого Знающего, в голове вагон и маленькая тележка. Могу озвучить некоторые из них, а уж, какова мера их достоверности… — Я пожал плечами.
— На Руси и в двенадцатом веке, у некоторых лесных народов, считалось, ушел человек из деревни дня на три, считай — помер. Вернулся обратно,
