В общем получилась скорее юбка-комбинезон. Из мягкой и тонкой замши сделали что-то типа шнурованной рубашки без рукавов. Ну и сверху жакет с пристяжными рукавами. На голову я сделал из бересты кокетливую шляпку, на ноги сшили высокие чулки из той же замши, которые подвязывались под коленом, ну и обувь, наш стандарт. Пояс, сумочки, мульки делал только Хатак, ни-ни чтобы кто другой. Сам, только сам украшал свою женщину. Гребень, кремневый нож с вычурной ручкой, бусы, все сам. Сейчас работает над Настоявшим Посохом Великой Видящей. А что або? Або довольна. Быть Великой хорошо, но побыть просто женщиной, ради которой шуршит авторитетный перец, вообще здорово!
Как я и обещал Круку, сделал для него ортопедическую обувь. Пришлось, я вам скажу, повозиться. Казалось, что сложного подогнать колодку так, чтобы две ноги стояли ровно. Да вот не просто! Но справился. Парень долго не мог поверить что может нормально ходить, не опираясь на палку и не припадая на ногу. Отвык за два года. Долго благодарил, и по моему, в первый раз по-настоящему поверил в то, что мои обещания сделать из него охотника не только слова.
— Учись, пока я жив, студент — это я вроде как пошутил в ответ на его благодарности.
— Я научусь всему, что ты покажешь и расскажешь, Учитель — на полном серьезе ответил Крук.
О как, вот и еще один ученичок появился.
— Тогда вперед, к мечте, ученик! Хатак ждет! Пора метать сулицы отсюда, и до вечера!
А еще мы сварили рыбий клей. Наконец-то я набрал нужное количество воздушных пузырей из осетров. Именно из них клей считается самый лучший. И теперь я вплотную занимаюсь луками, ставлю костяные накладки, оборачиваю берестой, обматываю крапивной нитью. Какие-то луки делаю помощней, какие-то, как для Соле послабже. Стрелы уже давно, потихонечку, готовятся. Хатак был озадачен еще зимой, когда я сунул ему под нос образец. Вот хороший он человек, сказал шаман надо, значит надо. И не важно, что таким никчемным дротиком только в ухе ковыряться можно. А еще у меня с прошлой осени все выполняют странное упражнение. Держат тяжелую палку на вытянутой руке и тягают тремя пальцами камень, через блок, привязанный к кожаному ремешку. Ничего, скоро они узнают, для чего служат эти упражнения.
И параллельно со всеми этими делами я много времени уделял Мадам. Да, именно так я назвал собаку, пойманную для меня — Мадам. Занимался ею только я, да немного Соле. И как не пытали меня, как не спрашивали, для чего мне это надо, я как партизан молчал и лишь отвечал, что если получиться то, они сами все узнают.
Собака… Да, нелегко строились наши взаимоотношения. Отойдя от первого шока, она забилась под навес и долго оттуда не вылезала, скаля зубы и рыча при каждом моем приближении. Но, если голод, как говорится, не тетка, и его можно как-то терпеть, то с жаждой шутки плохи! Я приходил каждый день, ставил тарелку полную воды и отходил на пару шагов, и ждал, и разговаривал. Тут главное интонация, а не слова. Мягкая, ласковая и слов побольше, побольше. Первые два дня, страх был сильнее всего остального, Мадам рычала, скалила зубы, но было видно с какой жадностью шевелиться черная пуговица носа, вдыхая запах воды. Тогда я забирал воду и уходил. Но, как я уже говорил, жажда не голод, с ней долго не забалуешь! На третий день Мадам, дрожа от страха, готовая в любой момент сорваться в бега, на полусогнутых ногах подобралась к тарелке с водой. Хлебала так, что я думал, язык себе откусит.
— Ну вот, глупая, а ты боялась. Мамке надо пить, и хорошо кушать. У мамки скоро будут детки.
Потом я принес мяса. Потом снова воды. И так день за днем. Сначала я стоял в двух метрах, потом в метре, а через две недели Мадам брала еду из рук. Я часто сидел рядом с ней, что нибудь мастеря и постоянно разговаривая. Собаки самые сильные эмпаты на планете Земля. Прикосновения, общение, слышать голос, обонять запах, им необходимы настолько же, насколько и еда и вода. Потихоньку я стал подключать к этому делу Соле.
Что сказать о Мадам как о собаке? Не маленькая, не большая, пропорционально сложенная, длинные мускулистые ноги, что говорит о том, что она прекрасный бегун. Уши торчком, глаза карие, смотрят пытливо, выжидающе. Отличные, острые зубы. Нормальной лохматости, серовато-рыжеватый мех с темными подпалинами. Хвост полукольцом. И сразу видно, что она все-таки не волк. Хотя также хорошо видно, что предок был у них общий. Короче, отлично приспособленный зверь к тем условиям в которых она живет, в геном которого человек еще не успел запустить свои шаловливые ручонки. И еще Мадам была умна. Никаких истерических закидонов, свойственных дворовым шавкам или же благородным ручным придаткам к блондинкам, в ней не было и в помине. Всего только пару раз она позволила себе взбрыкнуть и тут же получила вместо еды и воды — хворостину. И все поняла.
Есть такое выражение — смотришь в книгу, видишь фигу. Это я к тому, что где только мы пчел не искали, в какие кущерях не лазали, а они у нас под носом всю дорогу были. В конце июля, когда мы всем составом горох убирали, все и случилось.
В тот день мимо нас, чуть не посбивав с ног, пронесся грозно гудящий темный шар пчелиного роя. Мы все застыли без движения, и он благополучно миновав нас, улетел куда-то за Хрустальку. Срочно организовали экспедицию и облазили все деревья, стоящие на лугу. И нашли таки целых три пчелиные семьи. Я сам с себя офигеваю, это же самое очевидное, давно нужно было проверить эти деревья в первую очередь. Может оттого, что я постоянно молодею, мозги тормозят? Да вроде нет! Наоборот, вроде как даже память получше стала. Что же тогда я так прокололся? Нет объяснения.
Все гнезда находились глубоко внутри деревьев, або просветила их как рентгеном и подтвердила, что для того чтобы добраться до них нужно валять и раскалывать стволы. А это смерть для семьи. Как бы не хотелось мне меда и воска, не гоже употребляться нуворишам двадцать первого века, Иванам не помнящих родства, готовым ради сиюминутной выгоды сотворить что угодно. Терпел я два года, потерплю еще немного. Вот теперь в следующем году, как
