нас метров на сто пятьдесят — твоя взяла!
Хатак прикидывал не долго.
— Нет!
— Эх, потрачу одну стрелу, так и быть, но с тебя потом… десять! — Я натянул лук и пустил стрелу под оптимальным углом. Мгновенно сорвавшись, стрела унеслась к лесу. Сам я потерял ее из виду где-то уже ближе к деревьям, но было совершенно понятно, что до леса она долетела.
— Э? — подслеповато щурясь, спросил молодежь Хатак.
— Ага, дед Хатак — закивал головой Яр — точно долетела!
— Да, долетела! Ага! Сам видел! — зашумела остальная молодежь.
Хатак пожевал губами.
— Легковата, как ты говоришь, стрелка, э?
Вот упертый дед!
— При удачном выстреле шею косули пробьет насквозь!
— Да? — Хатак задумчиво посмотрел на лук — Тогда учи!
Ребята зашумели, задвигались. Одобрение главного эксперта по всему летающему получено. Все-таки авторитет в этом деле у старого перца был повыше моего.
А дальше я давал мастер класс, ну, насколько сам умел. Тут-то и стало понятно, для чего были нужны некоторые странные упражнения, которые я заставлял делать до этого. Естественно, классными стрелками ребята станут не скоро, но все-таки глазомер, силушка, а главное мотивация первобытного человека дорогого стоит. Мне сильно придется постараться, чтобы со временем быть с ними хотя бы вровень. Также быстро выяснялось, что лук не для Хатака. Не его это! За столько лет мышцы привыкли к совершенно другой динамике, и это уже не переделать. Но я не дал старому долго кукситься, продемонстрировал самострел. Вот тут другое дело! Тут мышцы не важны, а глазомер у старого мастера броска работает, как компьютер вычисляет! Ему побольше практики и Вильгельм Тэль обголосится от зависти!
Вечером, комфортно расположившись возле костра, я подводил вполне оптимистические итоги.
— Теперь, друзья мои, мы будем не только много кидать, но и много стрелять.
— Да! — Прихлебывая взвар из трав подтвердил Хатак — Много, много стрелять!
— А ты — я ткнул пальцем в Крука — будешь стрелять больше всех! Скоро мы соберем большой самострел и ты, под чутким руководством Хатака, изготовишь для него стрелы и будешь тренироваться из него стрелять. А когда ляжет снег, мы пойдем в степь и ты, Крук, как я и обещал, сам, собственной рукой убьешь из него своего Большерога.
К концу августа, основная часть урожая была убрана, которого надо сказать было много. Погребок-то уже, считай, под самый верх забили, а ведь еще не все собрали. Решил я отправить экспедицию за слюдой, а за одно и кварца набрать посимпатичней. Так как дорога известна и вполне безопасна, отправились, в этот раз, Хват за главного, Яр и Крук. Пусть проветрятся вдали от неусыпного ока Хатака и шамана, с пользой для себя и для дела. Сборы были не долги, "навтыкали" им ценных указаний, да и поплыли они с богом. Я же должен был решить вопрос с Мадам. Уже пора, маленькие мадамки уже вовсю лопали мясо, как не в себя, а я все тянул и тянул. Если она уйдет сейчас, то шансы пристать, до зимы, к другой какой собачей стае вполне реальны. Это ведь не кобель, суку всегда примут. Но я все же надеялся, что Мадам останется. Соле, конечно, была против. "Здесь ей хорошо, сытно и безопасно" — говорила она. "Не нам решать за нее, что ей хорошо — отвечал я — достаточно того, что мы уже решили за ее детей!" А сам все тянул и тянул… Наконец решился.
Когда я перехватил ножом ошейник, Мадам даже не дернулась, отойдя на пару шагов, она потянула воздух носом и грустно посмотрела в сторону землянки, где мы, предусмотрительно, спрятали Мод и Лили. Она все поняла. Опустив голову, Мадам медленно потрусила в сторону леса.
— Мадам! — позвал я ее. Она остановилась и обернувшись посмотрела мне прямо в глаза. Что было в этом взгляде… я понять так и не смог! — Ну же, глупышка, не уходи! Останься, здесь твои дети, здесь тебя любят!
Мадам не двигаясь пристально смотрела в глаза, и только черная пуговка носа энергично шевелилась, стараясь запечатлеть запах странных и непонятных существ навечно.
— Ну же, Мадам!
Несколько раз, неуверенно, шевельнув хвостом, она тяжело вздохнула, а потом развернулась и потрусила к лесу. Мы молча смотрели за ней пока ее силуэт не канул среди подлеска.
— Почему! Почему, дядя Петр! — Соле повернула ко мне лицо, по ее щекам ползли прозрачные слезинки.
— Наверное потому, что свобода для нее дороже куска мяса!
— Но как же ее дети!
— Это… страшный выбор, мое солнце… страшный! Но все же, Мадам не человек, она зверь. Мы не можем ее мерить по своим меркам, не забывай
