Сердце колотится как бешеное. «Только бы успеть!» Он рывком распахивает окно, хватает медвежонка. Швыряет в солнечный свет, в детский гам, в хлопанье голубиных крыльев.
Поворачивается, складывает руки на груди.
– Итак, – говорит доктор, надеясь, что голос его не дрожит, – начнём с самого начала. Посмотрим-ка, чем я смогу помочь тебе и твоим друзьям.
Чудовища из сна (наблюдатель Шимун Врочек)
Няня ушла. Закрылась дверь, исчезла единственная полоска света, и тьма окутала детскую. Билли Головорез натянул на себя одеяло. Под одеялом было не так страшно. Под одеялом он чувствовал себя храбрым, как настоящий пират. Или хотя бы в относительной безопасности.
В гулкой темноте, где мерцающими пятнами плыли шкаф (днем он был бежевым с желтым жирафом), силуэт окна (синий, отсветы его лежали на полу детской), Билли чувствовал, что, кажется, зря не сходил в туалет еще раз. Писать хотелось так, что он сжал колени.
Да, можно было встать и пойти – мимо игрушек, разбросанных по ковру, мимо шкафа и игрушечной парты, открыть дверь и через коридор, минуя лестницу (там внизу мелькали голубые огни, и громкие голоса бубнили «привет, детка», «Кто заставил вас убить своего мужа, миссис Холл?»; няня, Долорес Романо, наверняка дремлет) в туалет. Там яркий свет, белый кафель, там безопасно. Возможно, там, свернувшись на коврике, он и уснет.
Потому что здесь, в темноте – Билли прислушался – могут водиться чудовища.
Точнее… Они тут точно есть.
Когда няня рассказывала истории перед сном, он чувствовал себя ироничным, взрослым и храбрым. Восемь лет, это вам не шутки. Это он уговорил Долорес, двадцатишестилетнюю пуэрториканку, рассказать страшную историю. Няня не хотела, но он пообещал два дня слушаться и не рассказывать маме, что Долорес потеряла его красную бейсболку. Долорес болтала по телефону, круглолицая, крепкая, красивая – и ее лицо вмиг постарело. Кажется, это был ее парень. Билли в свои восемь уже прекрасно понимал, что такое «моя девушка» и «ее парень». В тот миг, когда лицо Долорес постарело, «ее парень» исчез, испарился как дым от барбекю.
Только запах гари остался, въевшийся в рубашку.
Долорес после этого иногда запиралась в туалете и плакала. Он слышал сдавленные булькающие звуки, которые издавал кто-то, не очень похожий на Долорес, а после звук спускаемой воды в унитазе. Но это была она.
С тех пор она смотрела за ним спустя рукава. Нет, она «держалась», как говорит мама о соседке через два дома, у которой умер муж. Но теперь Билли мог не поужинать, а наестся хлопьев из коробки, а Долорес равнодушно сидела рядом, не шевелясь, словно кукла из витрины супермаркета.
Кажется, она была не здесь. Билли теперь не чистил зубы, просто мочил щетку и выдавливал пасту в сток раковины – из предосторожности. Но, похоже, это было лишнее. Долорес перестала проверять, влажная ли щетка, как делала раньше.
Няню сейчас волновало далеко не все происходящее в этом доме.
Но сегодня Билли попытался ее растормошить. Он испугался, что еще немного – и родная, привычная Долорес исчезнет, мама уволит ее, как уволила садовника, забывавшего подстригать розы. Кто заменит Долорес? Билли видел фильмы и знал, что няни бывают Совершенно Ужасные. Долорес была ничего. Ему нравилась Долорес.
И даже половина Долорес была лучше, чем пустота.
Временами с ней было действительно здорово. Как сегодня, когда он убедил няню рассказать историю. На пару минут ее лицо ожило, стало прежним – и Билли радовался, видя это, хотя предчувствовал, что если няня вернется до конца, он опять будет каждый день чистить зубы и завидовать друзьям, у которых няни засыпали под телек и болтали часами, позволяя делать, что душе угодно.
Эх. Прежняя Долорес – это было хорошо, но… Билли поежился. Темнота стала еще темнее. Зачем же было рассказывать настолько страшную историю?
Теперь он не может уснуть, потому что мочевой пузырь сжимается в горячую пульсирующую точку, а путь до туалета идет мимо шкафа. А за шкафом есть дверь в чулан, где хранятся вещи, которые нужно надевать в особых случаях – вроде дня рождения дурочки Нэнси или дедушкиных похорон. Там, в чулане, висит выходной костюм Билли – настоящая черная тройка, с жилеткой и клетчатым галстуком.
И теперь, если дверь чулана откроется… Билли замер, холодок пробежал по затылку и лопаткам. Если дверь откроется, там будет этот костюм – темный, как на похороны, с аккуратными лацканами и брюками с подворотами… А в костюме будет Другой Билли.
«Привет, Головорез», – скажет Другой Билли. – «Как твой мочевой пузырь?»
«Да, – скажет он, словно вспомнив хорошую шутку. – Ты ведь почистил зубы перед сном, шериф?»
Острая игла пронзила низ живота. Почему, подумал Билли в отчаянии, почему она рассказала эту историю? Я так смеялся… Сейчас ему было
