Он кинулся развязывать другие мешки. Точно, во всех одно и то же. Прапорщик обнял Круглова:
– Мы богачи, Василий Андреевич!
Кое-как отодрал его от себя штабс-капитан. Он думал, как эту тяжесть вынести. Пока думал – шаги у зева шахты, голоса. Черт, вернулись!
Заметался по камням, на стены наткнулся, а свет приближается, идут. Иванцов за ним как хвост. Прижались к стене спинами, измочили френчи влагой, стекающей под землю. Василий Андреевич достал наган. Бежать некуда, не усмотрел опасности, золото блеском глаза затмило. Теперь только шкурку свою подпорченную дорого продать осталось. Да тянет его рука Иванцова куда-то. Пополз за ним, провалился, локоть отбил, но оказалось, что затаились в дыре, где – непонятно, ничего же не видно.
– Тут какой-то провал, Василий Андреевич, он дальше идет, только осторожнее, не обдеритесь, каменья острые торчат.
Голоса всё ближе. Уже можно разобрать отчетливую речь:
– Задохлись все, комиссар, давайте посидим, перекурим. Там еще таскать не перетаскать. По два мешка, больше не берем – дюже тяжело.
– Ладно, сначала надо до леса сносить, чтобы утром на станции не мелькать, потом уже к шахте. За ночь не управимся.
– Да и хорошо, что не управимся. Ночью шахту ни подорвать, ни засыпать. Услышат – подумают: что это за пальба по темноте?
– Днем в самый раз, будто пласты в шахтах подрывают, – послышался другой голос.
– Разумно, товарищ Сидоров. И еще, золота натаскали уже, а охрану у шахты не поставили. Нехорошо. Надо по человеку оставлять тут посменно, заодно и отдохнут.
Иванцов и Василий Андреевич в тесном лазу пещеры бесшумно вздохнули: вот уж попали в передрягу.
Бойцы закончили носить мешки после полудня. Все в поту, отдышались у зева штрека, покурили. Бывший военнопленный Франкль что-то тщательно рисовал на большом листе бумаги химическим карандашом, выспрашивая у местного товарища Сидорова. Парамонов подошел к венгру:
– Что рисуешь, товарищ… запамятовал опять…
– Залка. Матэ Залка. Карта рисую, куда золото прятать, – произнес венгр.
– Зачем тебе карта?
– Ты не рисовать, комиссар не рисовать, придет завтра чех, белый офицер, бой, убить всех – кто сказать, где золото? А карта сказать, – невозмутимо произнес венгр, поправил винтовку и продолжил свое занятие.
Парамонов подошел к Владимиру Павловичу:
– Мадьяр карту малюет, где золото зарыли. Времени у нас мало будет. Поехали, доложимся, пока этот Залка не сдал свою карту в Чека.
– Товарищ Сидоров, пора!
Местный кивнул, взвалил на плечо мешок с динамитом и скрылся в штреке. Остальные поспешили отойти подальше. Когда были на полпути к станции, землю сотрясли два толчка, затем донеслись глухие звуки разрывов. Позже догнал местный.
– Всё, с двух сторон засыпало знатно! Хошь копай, хошь взрывай – долгонько придется.
На станции их встретил довольный секретарь партячейки Калашников, размахивая лентой телеграфа:
– Товарищ Лукин, товарищи! Восстание в Ярославле подавлено, вот телеграмма для вас из Перми: груз везите обратно, куда следует.
– Бляха-муха, – только и смог сказать Парамонов. Лукин нервно двигал желваками.
– И еще тут слух идет, царя расстреляли наши в Екатеринбурге.
Стало быть, чехи совсем рядом, сдадут город.
– Не боись, секретарь, отстоим! Бог не выдаст – свинья не съест. Если что – нас тут не было, понял?
Калашников закивал головой. Товарищ Сидоров с рвением крепко пожал всем руку, помахал кепкой, запачканной шахтовой грязью.
«Теперь про золото знает уж слишком много народу. Как бы не опоздать», – думал комиссар Лукин, провожая глазами маленькую станцию Кизел.
Темнота кромешная. Раньше было слышно, как где-то вода капает, а сейчас вообще ничего. После первого взрыва у Василия Андреевича зазвенело в ушах, второй звона добавил, и сейчас этот надоедливый звон только усиливал беспокойство. Пошарил руками, наткнулся на сукно френча Иванцова. Тот судорожно схватил за руку.
– Живой?
– Ни черта не слышу, громче!
– Живой, Миша?
– Ага, вроде. Но по ушам съездило неслабо.
– Поползли на выход. Может, там лампу господа комиссары оставили.
Доползли, нащупали мешки, Василий Андреевич достал заветный портсигар, нашел спички в нем, зажег одну. Маленький огонек вырвал из тьмы силуэты камней, мешков и ящика. Лампы не было. Спичка погасла.
– Надо бы ящик разбить на щепу, лучиной осветим.