– Что вообще на тебя нашло? – раздался третий голос, приглушенный и спокойный, и этот голос я тоже помнила – Ван, еще один друг Зарецкого.
– Откуда я знаю, что на меня нашло! Я поехавший! Я не хотел с ней этого делать!
От этих слов у меня по рукам поползли мурашки. А вдруг?.. Нет, быть этого не может.
– Да ладно тебе. Я так сто раз делал, – заверил его Шейк. – Скажи, что она сама приставала. Делов-то.
– А если Полина все-таки узнает?! Я ее не поцеловал ни разу, зато с этой идиоткой…
Зарецкий замолчал, увидев меня, стоящую в проходе и завернутую в одеяло. Глаза мои метали молнии.
– Идиоткой? – глухо спросила я, сделав пару шагов к нему. И, пока все трое парней хлопали глазами, схватила со стола пустую сковороду, в которой, видимо, недавно что-то жарили. – Твоя смерть пришла. Молись, Зарецкий.
– Ты с ума сошла? – заорал он, вскочив с высокого табурета, на котором сидел перед стойкой, делящей просторную светлую кухню на две части. – Проспалась и в бой?
– Где моя одежда? – прорычала я, замахиваясь сковородой. – Отвечай!
Ярослав зайчиком отпрыгнул к окну, за широкую спину Вана, который смотрел на меня с большим удивлением. Меня же так сильно обуяла ярость, что я перестала себя контролировать.
– Сушится твоя одежда, сумасшедшая!
– Какого черта ты ее с меня стянул?!
– Приставал! – захохотал он нервно. – Решил узнать все Настенькины секреты!
Кровь хлынула в голову. Я попыталась прорваться к Зарецкому, но впереди возникла преграда в виде вставшего Шейка.
– Привет, красотка, – обворожительно улыбнулся он мне, то и дело косясь на сковороду. – Давно не виделись.
– В сторону, – тихо и четко проговорила я. Улыбка с лица парня мигом пропала.
– Истеричка! – выкрикнул Зарецкий, распаляя пожар внутри меня все ярче и ярче.
– Иди сюда, – хищно сказала я, – и я покажу тебе, кто из нас истеричка, мальчик.
– Давайте просто сядем и поговорим, – предложил разумный Ван.
– О чем говорить? – холодно взглянула я на него. – По-моему, и так все ясно.
– Что ясно, психопатка?! – заорал Зарецкий, злой, как три сторожевые собаки.
Я все-таки оказалась около него. Приблизилась, а он шагнул назад, к самому окну. И боязливо оглянулся – отступать было некуда.
– Что ты себе напридумывала?! – возопил он, с тревогой поглядывая на сковороду.
На моем лице появилась кривая улыбка.
– Ты меня напоил? – спросила я тихо, до боли сжимая ручку сковороды. – Что ты со мной сделал? Зачем их позвал?
В моей памяти до сих пор были волшебные сцены с набережной.
Губы хранили вкус его губ.
А тело – тепло его рук.
Мне хотелось разорвать его на куски уже только за это. За то, что он посмел подарить мне это волшебство.
А теперь он говорит, что я идиотка, беспокоится о Полине и спрятал мою одежду.
– Напоил?! – так искренне возмутился Ярослав, что я вынуждена была замолчать. По нему вдруг как молнией ударило – и вместо недоумения и страха на лице появились обида и злость. – Напоил – для чего?! Ты за кого меня принимаешь, Мельникова? Ты совсем тупая? – кричал он на весь дом. – Как в твою тупую голову только такие мысли приходят? Черт возьми! Напоил! Да, напоил! А потом раздел и обесчестил. Я ведь так каждые выходные делаю! «Их» зову, – бросил он разозленный взгляд на друзей, – и устраиваем оргии!
Я так возмутилась, что едва не уронила одеяло, в которое куталась.
– Яр, – поморщился Ван. – Ты-то хотя бы успокойся.
– Ты не так все поняла, Настя, – попытался успокоить меня Шейк. – Давай мы тебе все объясним.
– А что тут объяснять?! – не мог успокоиться Зарецкий. От переизбытка чувств на щеках его появился румянец. – Если человек – дерьмо, он и в других будет видеть только дерьмо. Везде найдет грязь! Потому что не способен понять – не все люди именно такие, как он. Не все погрязли в болоте. Не у всех трудности с различением белого и черного. И ты, Мельникова, именно такая! А ведь нужно верить в людей.
Он в раздражении откинул назад волосы.
– Сложно поверить в существование снега, если живешь на экваторе, да? Хотя, если честно, мне наплевать, что ты обо мне думаешь. Плевать, кем считаешь. Главное, я сам знаю, кто я и что делаю.
Наши глаза встретились, и никто первым не хотел отводить взгляд.
– Все сказал?
– Все.
