ничего лишнего, будто знал, чего я хочу и от чего лед, сковывающий сердце, начинает таять. А я касалась его рук, плеч, шеи, лица, зарывалась пальцами в волосы, забыв о времени и пространстве. Мне нравились эти незамысловатые прикосновения, ощущения тепла на губах и чужого дыхания – на коже. Мне нравился он – Ярослав Зарецкий. Человек, которого я раньше терпеть не могла.
…а потом мы долго гуляли: сначала вдоль искрящейся светом набережной, взявшись за руки и ни о чем не разговаривая. Но когда стало совсем уже холодно, Яр поймал такси и попросил покатать по ночному городу. Молодой рыжеволосый водитель глянул на нас с улыбкой и, кажется, принял за пару, что на тот момент казалось мне совершенно естественным.
Автомобиль вез нас по пустой дороге по центральным, ярко освещенным иллюминацией улицам, мимо Кремля, мимо площадей, мимо спящих торговых центров. Мимо всего мира.
Играла легкая музыка, из приоткрытого окна дул ветер, трепля волосы, а мы сидели на заднем сиденье обнявшись, и я была самой счастливой в этом городе под темными небесами. Рядом с Ярославом Зарецким было так тепло и уютно, что я, положив ему на плечо голову, закрыла глаза. От браслета на руке веяло спокойствием и приятной прохладой.
– Ты спишь? – слышала я сквозь сон. – Слышишь меня? Ответь. Спишь?
Я хотела ответить, очень хотела, но не могла – темнота забирала все мои силы и утягивала на дно упоительной неизбежности.
«Отдохни, хозяйка», – пропели травы. И я погрузилась в сон, растворившись во тьме.
Сколько длился мой сон – я не знаю. Но когда распахнула ресницы, то сразу же, в один миг поняла, что нахожусь в совершенно незнакомом месте.
Я резко поднялась и огляделась по сторонам.
Это была квадратная просторная комната с большим окном, плотно закрытыми жалюзи, чистая и лаконично, по-мужски, обставленная. Одна из стен была отделана декоративной штукатуркой под кирпич, и широкий расправленный диван, на котором сидела я, был приставлен к этой стене вплотную. Справа находились компьютерный стол с оргтехникой и кресло с высокой спинкой. Над последним висел огромный красно-белый флаг «Арсенала», а на полочках рядом стояли какие-то фигурки и спортивные кубки. Напротив стоял шкаф с раздвижными дверками, на одной из которых висел красный знак с надписью Stop и перечеркнутой рукой. Знак красноречиво говорил: «Не лезь сюда!»
Я внимательно осмотрела комнату, пытаясь вспомнить, что произошло. И воспоминания не заставили себя долго ждать.
Набережная, поцелуи, теплые руки, нежные губы, пронзительные взгляды и звезды – на небе и в глазах друг друга. Такси, дорога, фонари, и снова поцелуи, и объятия, и чувство безопасности. И Ярослав.
Сверкающие пазлы воспоминаний быстро соединились в единую картинку.
Вечер и ночь я провела с Ярославом Зарецким.
Я помнила, как мы сидели в кафе, целовались, гуляли, ехали в такси, а потом…
Потом все обрывается и наступает густая, как горячий шоколад, темнота. И только непонятная нежность до сих пор со мной – на губах и на пальцах. В глазах.
Я тряхнула волосами, прогоняя эту навязчивую нежность, но она не собиралась уходить так просто.
Где я? Как я тут оказалась? Что со мной произошло вчера? И где Ярослав?
Я откинула одеяло и поняла, что лежу в одной лишь задравшейся кверху футболке и нижнем белье. Джинсы и пиджак пропали, зато на полу валялась сумочка, нарушая гармонию порядка комнаты.
Нежность моментально сменилась яростью.
Зарецкий что, ума лишился?!
В том, что это он раздел меня, я была уверена почти на сто процентов. Да за кого он меня принимает, придурок?
Так, Настя, думай логически. Что вчера произошло такого, что ты целовала его так, как последнего мужчину на земле, а потом позволила увезти себя и раздеть в чужой квартире? Может быть, Енот тебя опоил и ты «поплыла»?
Я прислушалась к ощущениям в своем теле. Самочувствие было отличным – никакой усталости, не говоря уж о каких-то физических повреждениях. Поняв, что, скорее всего, у нас ничего не было, я с облегчением выдохнула.
Так, теперь стоит выяснить, где я нахожусь, дать в нос Зарецкому и побыстрее покинуть это место.
Я, завернувшись в одеяло и крепко стиснув сумочку, осторожно вышла из комнаты, попав в широкий коридор. Он привел меня к кухне, из которой упоительно пахло утренним кофе. Слышались голоса, и я затаилась, слушая разговор.
– И что мне делать?! – с отчаянием спрашивал мужской голос, в котором я узнала Ярослава. – Что делать, мать вашу?
– Успокоиться, – лениво отвечал ему другой парень, голос которого был очень знаком. Кажется, он принадлежал Шейку, его другу.
– Как я успокоюсь?! – взвыл Зарецкий.
– Как-нибудь уж. Ничего сверхнеобычного не произошло.
– Ничего?! Ты рехнулся, приятель? – Енот картинно рассмеялся. – Это катастрофа. Ужас. Мракобесие.
