Ответить ему я ничего не успела – Яр взял мою руку и прижал к своей груди, ничуть не стесняясь и, кажется, даже забыв об этом. Его (мое?) сердце билось сильнее.
– А здесь? Чувствуешь? Стучит?
– И что? – сердито спросила я.
– У нас одинаково стучат сердца. Ты ничем не лучше меня. А я – ничем не хуже тебя. Поэтому не называй меня ребенком.
Ярослав приблизился ко мне так близко, словно хотел поцеловать, но мы оба знали, что он не станет делать этого.
«Где логика?!» – хотелось закричать мне.
– Насть, я… – открылась в это время дверь, и в спальню заглянул Дан. Кажется, он вновь все неправильно понял, спешно извинился и исчез. Я легко оторвала от себя руку Ярослава, не понимая, почему не сделала этого раньше, и вскочила на ноги.
– Я не говорю, что ты хуже!
– Ты так думаешь, – горящими глазами уставился он на меня снизу вверх.
– Я так не думаю! – рявкнула я. – Где книги и конспекты по твоему уголовному праву?!
Я и сама не поняла, что случилось со мной – то ли стало стыдно, то ли просто взяла свое ярость.
– Оно не мое, оно всеобщее, – отозвался парень.
– Да мне плевать! Где они?
– Дома, – пожал Ярослав плечами, как-то враз придя в себя. Зато злобно стало мне.
– Что, поедем к тебе?
– Нет, у меня в электронном виде есть.
Почти всю ночь мы с Зарецким учили уголовное право. Как оказалось, этот предмет не зря ввели только на втором курсе – для его понимания нужно было знать общую теорию государства и права и разбираться в терминологии, структуре правоохранительных органов и многом другом. Стоит ли говорить, что за ночь всем объемом уголовного права овладеть мне не удалось? Я вызубрила то, что могла, однако далеко не все понимала. К тому же чужое тело накладывало отпечаток и на сознание – запоминать теорию было сложнее.
Не ложась спать, рано утром мы поехали к Зарецкому домой. Он остался сидеть в машине, припаркованной неподалеку, а я, вооруженная ключами и напутствиями, направилась по знакомому маршруту в квартиру. В спящий дом Зарецких удалось проникнуть тихо и быстро, и, честно сказать, я чувствовала себя настоящим домушником, проникающим на территорию чужой частной собственности. Однако я совершенно забыла про собаку. Сэт выскочил из-за угла и, глядя на меня, стал глухо рычать.
– Тише, тише, – прошептала я, боясь, как бы пес не напал на меня, – это я. Это я, твой хозяин. Не сердись.
Сэт зарычал сильнее, но хорошо, что не стал лаять.
– Ты пил? – появился вдруг из-за угла Егор в одних пижамных штанах. Я невольно загляделась на его широкие загорелые плечи и подумала мимолетом, что старший брат Ярослава хоть куда.
– Пил? – задал вопрос второй раз Егор, гладя Сэта. Пес тотчас успокоился, но на меня поглядывал недоверчиво.
– Почему ты думаешь, что пил? – не поняла я, разуваясь.
– Сэт не любит пьяных, – пояснил Егор.
– А, немного, – махнула я рукой. – Чуть-чуть вина.
Старший брат Зарецкого мне явно не поверил.
– Ты опять ночевал у нее? – привязался он с новыми вопросами, явно имея в виду меня – Настю.
– Опять, – кивнула я и спросила зачем-то: – А что ты имеешь против нее?
– Ничего не имею, – пожал своими потрясающими плечами Егор. – Как по мне, серьезная и милая девушка. Но было бы лучше, если бы ты познакомил нас всех как следует.
– Познакомлю, – буркнула я.
– Когда? – привязался Егор.
– Потом, – неопределенно отозвалась я. И, улучив момент, пока он, опустившись на колено, гладил успокоившегося вроде бы Сэта, спешно убралась в спальню Ярослава.
Оказавшись в полутемной комнате, я закрыла дверь на замок и прижалась спиной к стене. Было страшно.
Страшно проникать в чужой дом.
Страшно притворяться другим человеком.
Страшно
Иначе ходить, иначе говорить, иначе дышать.
Жить иначе.