Уже через час Михаил Ярославич вместе с Уланом отправился к размещенным за городом воинам Кавгыдая. Было их не так много, от силы пара тысяч. Проехав по стану и натужно улыбаясь наглым пожеланиям привезти им сюда «русский баба карош», тверской князь заметил темнику:
– Зажрались они у тебя. Ишь, баб им подавай. Это от безделья. Давай-ка проветрим кое-кого. Пущай вот этот, – кивнул он на сидевшего у костра молодого приятной наружности татарина, – подберет десяток из своей сотни и проводит моих молодцов до одной деревеньки, а то у них своих ратников маловато, а на дорогах тати шалят.
Кавгадый охотно закивал, льстиво заверив:
– Для тебя, коняз, хоть что отдам. Душу бери, не жалко. Так принимаешь, брат так не принимал. И зачем мало просишь? Какой-такой десяток – вся его сотня бери.
– Их же кормить надо, а в деревне с этим по весне худо, – возразил Михаил Ярославич. – Хватит десятка.
На следующий день побратимы, сопровождаемые Локисом с Вилкасом, сынами Сударга, еще пятью своими воинами и десятком из сотни Азамата, возглавляемым им самим, направились в Липневку. Ехали не торопясь, ссылаясь на то, что могут растрясти кой-какой хрупкий товар на телегах. Да и почва после недавнего речного разлива была еще мягкая – при всем желании не шибко разгонишься.
Каким начальником был сотник, прояснить удалось быстро, уже на первом вечернем привале, когда Улан уселся ужинать с рядовыми воинами, а Сангре пригласил к своему отдельному костру Азамата. Тот окинул высокомерным взглядом свою рваную шелупонь, надменно кивнул им и важно потопал к Петру.
Русский язык он действительно знал неплохо, хотя и безбожно ломал каждое второе слово. Однако со временем Сангре приноровился и неплохо понимал, что тот рассказывает. А поведать Азамату было что. Правда, не о себе, но о своем славном роде. Мол, еще его прадед ходил с самим Бату-ханом на Русь, жег Рязань, а позже Коломну с Москвой. Доводилось ему позже рубать и ляхов, и угров, и немцев. Дед и отец тоже не раз бывали на Руси с ратями, присланными на помощь то одному, то другому князю. У самого Азамата мечта – вернуться обратно в степи с тремя русскими невольницами: уж больно завлекательно рассказывал о них дед.
– Я тоже хочу сладкий белый баба, – мечтательно приговаривал он. – Дед говорил, они…
От сальных подробностей Петра изрядно коробило, но деваться было некуда, и он продолжал методично кивать, подливать медовуху и задавать наводящие вопросы.
Разговор о шапке Сангре затеял не сразу, на второй вечер. Когда он сказал, что не пожалеет никаких денег, чтобы раздобыть такую – уж очень хочется похвастаться любимой девушке, что сам добыл диковинного зверя, – глаза Азамата алчно блеснули и он уточнил цифру. Петр, не мелочась, ляпнул про тридцать гривен.
– А ты что, можешь достать? – небрежно поинтересовался он.
Сотник неопределенно пожал плечами и глубокомысленно заметил:
– Такой шапк дороже цена.
Цепкие его глаза впились в Сангре, но тот, прикинув, что даже шапка Мономаха, а на деле обыкновенная татарская тюбетейка, подаренная, кстати, именно Узбеком в награду за преданную службу Ивану Калите, скорее всего в своем первоначальном виде стоила куда дешевле, мотнул головой. И потом, ему надо, чтоб этот гад дал ему наколку, где искать купца, а не дожидался, пока тайный гонец Юрия Даниловича вернется в Тверь, дабы перекупить у него шапчонку и перепродать Петру. Следовательно, разница между ценой за подсказку и стоимостью самой шапки должна быть не очень большой. Это Петр и озвучил в своем следующем предложении. Мол, помог бы кто в поисках, посоветовал, куда обратиться, а уж он не поскупился, десятью гривнами отблагодарил, не меньше.
Сотник призадумался, но ничего не ответил. Видно решал, как лучше поступить: предпочесть синицу в руках или подождать возвращения купца. Сангре, понимая это, торопить не стал, но дабы придать мыслям Азамата нужное направление, небрежным тоном завел разговор об особенностях купеческого дела. Мол, купцы даже свои торговые маршруты всегда меняют. Скажем, едет из Москвы в Сарай через Рязань, а а обратно возвращается уже через Нижний Новгород, ибо ни к чему ему проезжать через город, где он уже купил все необходимое.
И сработало. Отказался Азамат от журавлика, решив хапнуть синичку. Дескать, знаком он с одним купчишкой, щеголявшим в Твери как раз в такой шапке. Правда, его давно в городе нет, уехал, но если Петр раскошелится, он может подсказать, где его ныне искать.
Согласился Сангре не сразу, но благодаря долгой торговле доверие Азамата к нему только возросло. Едва они ударили по рукам и Петр выдал ему два серебряных брусочка авансом, десятник все добросовестно рассказал. Разумеется, о секретном поручении обладателя диковинной шапки, да и о его тайном свидании с московской княгиней он не упомянул, но Петру этого и не требовалось.
Пока не требовалось.
Получалось следующее. Купец, назвавшийся Черногузом, прикатил из Новгорода. Из Твери он собирался обратно, но ненадолго – были у него какие-то договоренности в Пскове с тамошними купцами. А уж какие договоренности и с какими купцами – он, Азамат, сказать не может, забыл, хотя тот вроде бы что-то упоминал.
– Ничего страшного, – отмахнулся Улан, когда Петр выказал сожаление, что сотник практически не запомнил ни одной подробности за исключением
