Вид троих афганских беженцев, резвящихся как сумасшедшие под полуденным солнцем, — вот то, что дало мне столь желанную передышку от задачи, доведшей меня до безумияза прошедшие два часа. Так как Лиза сейчас радостно плыла на корабле вокруг южного берега Британии, мне приходилось скрупулезно планировать все дела, которые следовало выполнить в ее отсутствие. Прежде всего, речь шла о двух собаках, Орео и Брауни, получивших, насколько я понял, свои клички в честь любимого печенья американских солдат. Они находились в спасательном центре уже несколько недель, и их нужно было вывезти в США.
Следующим шел энергичный бурый щенок по кличку Райдер, — он уже находился в английском карантине. Мы пока не выплатили им по счету, и одной из наших многих задач был розыск средств, необходимых для этого.
В то же самое время мы пытались разобраться со средствами для трех собак в том-таки Афганистане, спасенных от верной голодной смерти американской военнослужащей. Она назвала их Джонни Рамон, Дрю и Джоуи и эти три мелких кошмара были благополучно доставлены в афганский спасательный центр. Имейла с фото, где все трое сбегают из своей временной вольеры, перелезая через импровизированный заборчик, для меня вполне хватило, чтобы я начал немедленно рассылать письма с просьбами о столь необходимой поддержке.
И наконец, у нас оставалась еще Кило, палевая собака с черной мордочкой, совсем недавно прибывшая в карантин. Ее уберегла британская военнослужащая, покоренная шармом юной афганской беспризорницы. Благодаря фантастическому сбору средств, проведенному матерью военнослужащей, нам на этот раз не пришлось переживать из-за того, где взять деньги. Я понял, что могу расслабиться и перестать беспокоиться насчет финансов, необходимых для уплаты по счетам, связанным с Кило. Можно считать, они уже были оплачены с лихвой.
Но все равно, основная задача, стоящая передо мной, все так же доводила меня до сумасшествия. Я знал, что рано или поздно к ней придется вернуться, и стало быть, я вновь схватил телефон и опять набрал номер, чтобы снова получить знакомый ответ: в который раз набранный номер не откликнулся. И, в который раз, после, казалось, уже сотни гудков, я швырнул трубку.
Два часа моей жизни ушло на повторение одного и того же упражнения; два часа я потратил, звоня в афганское консульство в Лондоне и слушая телефонные гудки. Никакого контакта. Никакого ответа механическим или компьютеризированным голосом, предлагающим связаться с ними в любое время от часу до девяти. Получи я такой ответ сейчас, я бы ему обрадовался. Но нет, телефон все звонил и звонил впустую. Никто не отвечал на звонок, вообще.
Пару лет тому назад, когда я служил в морской пехоте, у меня бы подобная проблема вообще не возникла; для того, чтобы слетать в Кэмп Бастион, морпехам визы не требовалось. Но вот уже как штафирке мне требовалось получить визу для поездки в Афганистан; только как же мне, черт побери, ее получить, если в этом драном консульстве никто не отвечает на мои имейлы и не отвечает на телефонные звонки? Афганский приют по-прежнему играл жизненно важную роль в облегчении транзита, необходимую для вывоза небольшого количества собак на Запад. Но мне хотелось сделать намного больше. В глубине души я мечтал оказать помощь сотням собак.
Я хотел, чтобы собаки в Афганистане получали такую же заботу, как если бы они жили в Соединенном Королевстве. Несмотря на то, что в Соединенном Королевстве все еще существует своя популяция беспризорных собак — во что довольно тяжело поверить в эту эпоху в такой, по идее, развитой стране, — здесь также существует бесчисленный ряд организаций, оказывающих им помощь: от таких, как фонд защиты животных, «
Они заслуживали много большего.
Со временем я хотел воплотить в жизнь программу стерилизации бездомных собак в Афганистане. Это не только бы уберегло огромное количество собак от рождения для жестокого и краткого существования, но и помогло бы афганскому народу справиться с другой главной медицинской проблемой: бешенством.
Я знал, что некоторые люди считали меня клиническим сумасшедшим, и, черт побери, я, возможно, таки им был, но это стало моей страстью. Я собирался сделать для собак так много, сколько смогу. И, чтобы я смог сделать это, мне нужны были ответы, которые я не мог получить путем электронной переписки.
Идея вернуться в Афганистан месяцами варилась в моей голове. Говоря военным языком, фонд нуждался в «реальной ситуации», оперативной информации, которую другие источники разведданных, такие как донесения сотрудников и фотографов, не могли предоставить. Кому-то надо было съездить туда и взглянуть на то, что там происходило. Социальная работница, которая сотрудничала с Кошаном от самого основания приюта, старалась наилучшим образом держать меня в курсе того, как они там поживают, но эти контакты были скудными, так что оставалось много неразрешенных вопросов, на которые мне нужно было получить ответы.
В прошлом сентябре я окончательно решил вернуться в Афганистан и лично проведать спасательный центр. Я проконсультировался с персоналом центра и выбрал дату. Я ознакомился с кошмарной путевой ситуацией и чудесным образом понял, как из нее выпутаться. Пришлось бы совершить пару перелетов и переездов через Ближний Восток, но это было более предпочтительно альтернативному пути через Пакистан, крайне неспокойный в настоящее
