— Нет. Я не боюсь, — и это всё, что я хотела сказать.
Директор поджимает губы:
— Тогда… тогда в чём же причина? Даже твои друзья не знают, я прав? У тебя же есть в школе друзья?
— Я просто считаю, что им не нужно об этом знать.
Смотрю на маму, на воспалённые, после бессонной ночи у тёти Аллы, глаза и чувствую вину, что из-за меня она теперь точно не выспится.
— Антон Павлович, я и мой муж неоднократно говорили с Лизой на эту тему, поверьте. Но мы уважаем решение нашей дочери оставить всё в тайне, поэтому прошу вас отнестись с пониманием и всего лишь пресекать разглашение информации. К тому же, это выпускной класс, вам не придётся хранить тайну моей дочери слишком долго.
Ещё минут двадцать ушло на напоминание школьных правил, на уточнение предметов, которые были у меня во время домашнего обучения, хоть и длилось оно всего несколько месяцев, а также на просвещение о том, что в большинстве школьных кабинетов заменили мебель и переклеили обои, так что я должна быть предельно аккуратна в обращении со школьным имуществом.
И вот я осталась одна с практически пустым рюкзаком за спиной, посреди мрачного школьного коридора с выкрашенными в больнично-голубой стенами и выключенным в целях экономии освещением.
Мама поцеловала меня раз десять и умчалась домой готовить отцу завтрак, обед и ужин, чтобы, так и не выспавшись добросовестно отправиться на работу, с которой ей также помогла тётя Алла. А точнее — её муж, который является владельцем крупной компании, занимающейся застройкой большей части черноморского побережья гостиницами и отелями для отдыхающих.
Мой отец работает в порту и руководит разгрузкой мелких торговых суден. Уже лет пять, как руководит и вроде как ожидает повышения.
Зачем вообще сейчас об этом рассказываю?.. Всё просто — всего лишь пытаюсь оттянуть момент, когда опущу вот эту ручку класса русской литературы и предстану перед 11«Б», тем самым, который в последний раз видела больше года назад.
Знала, что вернуться в школу будет сложно. Но даже не предполагала, что настолько, да ещё и в таких обстоятельствах. После того, что случилось с Полиной, после того, что узнала от неё утром, после того, как сестра умоляла меня не возвращаться в школу.
Да что же это за игра такая?.. Какой ненормальный её придумал? И главный вопрос — для чего?! Это же… безумие какое-то. Издевательство над людьми, над их психикой. В голове не укладывается! И главный безумец находится где-то здесь — в одном из классов. Как и скорее всего тот, кто изнасиловал мою сестру, будучи уверенным, что никто и никогда об этом не узнает. Но я знаю. А я — уже единица.
«Надеюсь, ты знаешь что делаешь, милая», — сказала мне мама напоследок.
— Надеюсь, — шепчу себе под нос и открываю дверь класса.
Знаете, как это бывает? Когда было шумно, оживлённо, и тут бац, и тишина. Тугая, напряжённая. И ты понимаешь, что стал ей причиной. Эпицентром события, фигурой приковавшей взгляды всех до единого, даже учителя — Марии Петровны, глаза которой едва на лоб не полезли при виде меня на пороге её кабинета.
Стою, как в землю вкопанная. Блуждаю взглядом по застывшим лицам одноклассников, потом обливаюсь и пытаюсь сглотнуть сухой ком застрявший горле, чтобы пропихнуть в лёгкие хоть немного кислорода. Руки дрожат так сильно, что приходится спрятать их в карманах толстовки, голова идёт кругом, в глазах плывёт. Адреналин, испуг, паника?
Боже…
«В чём дело, Лиза? Ты же готова была. Маму, отца, директора заверила, что готова! Чего мнешься, стоишь? Давай, сделай хоть что-нибудь, чтобы не выглядеть законченной идиоткой.»
— Лиза? — Спасибо тебе, Мария Петровна, что сказала хоть что-то. — Но… разве ты не через две недели должна была к нам вернуться? — Выглядит крайне удивлённо, пожимает плечами и обводит растерянным взглядом учеников, будто у них есть ответ на этот вопрос.
— Я… — Боже, что за жуткий писк, а не голос? — Я уже… вернулась. Раньше. Эм-м… так получилось.
Напряжённая тишина сменятся шумком пробежавшимся по классу и дышать становится немного легче. Но среди моих одноклассников по-прежнему нет ни одного человека, кто смотрел бы куда-либо ещё, кроме меня и только из-за этого ногти всё больнее и больнее въедаются в кожу, а суставы стонут от боли в сжатых кулаках.
— Багрянова вернулась! — не знаю кому принадлежал этот возглас, мне всё ещё сложно фокусировать зрение на лицах — веки свинцовые и кажется, что даже волосы взмокли, и теперь все смотрят только на них.
— Что ж… — Мария Петровна, наконец, смиряется с моим визитом, хоть и выглядит обескураженно, указывает на пустую парту в конце кабинета и, глядя поверх прямоугольных очков с толстенными стёклами, вроде как даже с сожалением сообщает, что это единственное свободное место.
Опускаю голову и плетусь по проходу между двумя рядами, акцентируя всё внимание на ногах, которые слишком сильно вибрируют и могут отказать в любую секунду. Бросаю рюкзак на пол, опускаюсь на один из пустых стульев и тихонечко выдыхаю.
Парта у окна, в крайнем правом ряду.[A1] Хорошая парта, и в правду новая, столешница прям блестит и она — всё, куда я могу смотреть.
