ГЛАВА 43
Август. Это лето выдалось жарким. Настоящее пекло, особенно вдали от моря. Иногда я скучаю по морю. По солёному ветру, по шуму волн. Иногда я скучаю и по Нему. Гораздо больше, чем по морю, по городу в котором родилась, по нашей старой квартире…
Родители продали её и теперь мы все вместе живём у бабушки.
Отец устроился на завод, мама консультантом в туристическую фирму, а я, наконец, закончила среднюю школу. По настоянию врачей и родителей поступление в институт решили отложить ещё на год, даже несмотря на то, что здоровье моё сейчас, как никогда крепко. Курс реабилитации закончен, регулярная сдача анализов и ежедневное посещение клиники наконец остались в прошлом. Я зажила.
Зоя. Вот по ком ещё я скучаю. Мы созваниваемся почти каждый день, делимся новостями, или просто сплетничаем. В начале лета она гостила у нас три недели, но этого времени всё равно оказалось мало; не успела Зоя сесть на поезд, а я уже обливалась слезами.
У неё всё хорошо. А у бабы Жени в особенности, ведь у Зои наконец появился парень! Угадайте кто? Да-да, тот самый Кирилов Саша, который несколько месяцев назад, наконец, набрался смелости и признался, что давно уже неровно дышит к моей подруге, а подколы и гадости, которые он регулярно отпускал в сторону Зои в школе, были всего лишь не самым удачным способом обратить на себя её внимание. Мальчишки.
Зоя говорит, он весьма неплох. По стобальной шкале, она честно отдаёт ему все шестьдесят пять процентов. Рассказывает мне, каким смешным и неумелым Кирилов порой может быть, и будто даже умиляется этому — вижу, как блестят её глаза каждый раз, когда разговор заходит о её парне. А какие милые эсэмэски он ей пишет…
Зоя кажется вполне счастливой. А я счастлива за неё. Хоть за кого-то могу порадоваться, ведь ситуация в моей семье оставляет желать лучшего.
Два года уже прошло со смерти моей сестры, а кажется, будто это только вчера случилось.
Мама пытается смириться, восполнить боль утраты хотя бы тем, что её старшая дочь сейчас вполне здорова; сердце прижилось, частота сердечных сокращений отличная, единственное — лекарства. Их я должна принимать до конца своей жизни, сколько бы отведено мне не было, ведь люди с донорским сердцем не так уж и часто доживают до старости, особенно после всего стресса, который мне пришлось пережить.
Папа держится. Почти не разговаривает правда, живёт будто по расписанию, но держится. А я… я пытаюсь быть обычной, ради них — ради родителей. Если сломаюсь и я, они уже не поднимутся с колен. Поэтому дома находиться по вечерам практически невыносимо — приходится играть, приходится улыбаться, приходится делать вид, что наша семья со всем справилась, я счастлива, бабушка здорова, папа не душится чувством вины, а мама не плачет по ночам.
А я… я будто в бреду живу и лишь изредка понимаю, что это реальность. Та самая реальность, в которой больше нет Полины. Та сама реальность, в которой груз вины за её смерть лежит на моих плечах — моя сестра его на меня повесила.
Больно.
Тошно.
Горько.
Сбежать хочется. Порой так сильно сбежать хочется, наплевав на всё, что силой себя останавливать приходится. Я не могу бросить своих родителей тогда, когда я — единственное, что удерживает их на плаву.
И вот я здесь — делаю вид, что живу и радуюсь каждому дню. Делаю вид, что мечтаю поступить в институт, делаю вид, что соседка по лестничной клетке — страшная зануда, — моя хорошая подруга, и мы отлично проводим время вместе.
Приходится делать вид, что я забыла, перелистнула чёрные страницы своей жизни и начала всё с чистого листа. Отчасти.
Его я всё ещё не могу забыть, как не пытаюсь.
Если вам интересно, что же стало с Максом Яроцким, всё, что я могу сказать, так это то, что он жив. Не больше и не меньше. Никто не знает, где он, а те немногие, кто знает, держат это в тайне. Зоя говорит, он в Швецарии, не знаю, почему она так в этом уверена. Макс лишь единожды возвращался в наш город в сопровождении отца и лишь для того, чтобы появиться на суде. Меня на том суде не было, но Зоя говорит, выглядел он жутко — будто после недельной попойки явился и даже солнечные очки снимать отказался. Это Макс. Узнаю его таким. По поводу пьянок — не уверена, что он может себе это позволить. Хотя… разве есть что-то, что может удержать его против воли?..
Не знаю, как он себя чувствует. Не знаю, в каком состоянии находится его здоровье, насколько значительными были повреждения и насколько серьёзными оказались последствия… Он говорит, думает… дышит. Он живёт. Это главное.
