Чёрт. Забыла.
— А ты не слышала, как он Зою оскорблял?
— Да плевать мне на твою жиртреску!
— А Оскар твой кто?! — закипаю. — Урод моральный!
— Давай! — Полина вскакивает на ноги. — Попробуй ещё хоть что-нибудь на него сказать!
— И что ты сделаешь?! — встаю на ноги следом. — Врежешь мне? Из-за этого недоумка?!
— Закрой рот, пока не поздно!
— Правда всегда глаза колит, да, Полина?!
— Закрой рот, я тебе сказала!
— Да за что ты вообще его любишь?! Оскару по-барабану на тебя, неужели не видишь?! Ты не видишь, какой он?!
Глаза Полины щурятся всё больше:
— А может ты сама на него запала, а?
Из моего рта вырывается каркающий смешок:
— Что?.. Я, что?
— Почему бы и нет?! Вон как он тебя обнимает! Даже в щёку поцеловал, я всё видела!
— Хочешь расскажу, как это было омерзительно?!
— Ооо… да конечно!
— Ну ты и дура!
— А ты стерва!
— ДЕВОЧКИ!!! — Не знаю, сколько мама уже стоит в дверях и всё слушает. Но лицо у неё явно вытянулось, а глаза на теннисные мячики похожи. Но мама не начинает выяснять, в чём дело — время не подходящее. — Лиза! К тебе гости. А вы тут… вы тут… потом поговорим!
Паша стоит в коридоре и от неловкости переминается с ноги на ногу. Красный до самых ушей и будто запыхавшийся. Светлые волосы кажутся влажными, несмотря на то, что дождя на улице нет, а взгляд какой-то странно растерянный.
— Девочки просто спорили, — улыбается ему мама. — Уверена, какой-то пустяк, не обращай внимания.
Паша опускает взгляд в пол и бормочет себе под нос что-то нечленораздельное.
С Пашей что-то явно не так.
— Проходи. Будешь чай?
— Нет, тёть Нин, я… я это… — неловко глядит исподлобья и потирает ладонью
шею. — Я… с Лизой поговорить пришёл, она же наказана? Это… можно нам поговорить?
— Поговорить? — даже маме от его неловкости неловко становится. Указывает рукой на дверь кухни: — Можете там поговорить. Я мешать не буду.
— Нет, а… можно… можно мы в подъезде поговорим? Это ненадолго. Обещаю, что никуда её не уведу.
Мама неуверенно усмехается и смотрит на меня:
— Понятное дело. Куда она в тапочках пойдёт?
Через минуту я и Паша оказываемся на лестничной клетке в пролёте между двумя этажами. Одинокая лампочка под потолком светит тускло и придаёт лицу моего друга ещё больше мрачности. Странный он какой-то, дёрганный, неуверенный… будто случилось что-то серьёзное, а он никак не может подобрать нужных слов, чтобы сказать.
Присаживаюсь на одну из первых ступеней, натягиваю свитер на колени и обнимаю их руками.
— Паша, что случилось? — смотрю на него с волнением.
— А у вас с Полиной что? Опять достаёт тебя? — переводит тему. Отходит к подоконнику и принимается передвигать с места на места пепельницу- черепашку, поставленную здесь соседом дядей Гришей.
Тяжело вздыхаю, вновь задумавшись о Полине. Наверняка мама сейчас с ней разбор полёта проводит, выяснить пытается, с чего мы вдруг орали друг на друга как две ненормальные. А если ещё и папа подключится…
— Ну? Так что? — даже голос у Паши дрожит, и в глаза мне почему-то посмотреть не решается.
— Да… всё нормально у нас. Ты-то чего пришёл? Виделись же сегодня. Мог бы просто позвонить. — Оглядываю его с головы до ног и понимаю: одевался наспех, даже кроссовок один не зашнуровал, как следует.
— Паша? — всё больше и больше настораживаюсь. — Что случилось? Говори уже!
— Да ничего! — всплескивает руками и вновь отворачивается к окну, устремляя взгляд на тёмную улицу.
— Ладно, — пожимаю плечами и выдерживаю паузу. — А говорить-то будем?
