архивах. Ученые, интересующиеся следами, следуют традиции, которая корнями уходит во времена да Винчи: они изучают тонкости анатомии и применяют эти знания к фундаментальным вопросам человечества. У нас до сих пор есть причины быть благодарными древним анатомам-коллекционерам; сейчас их работы все чаще выходят из темноты.
Эпилог
Мой офис представляет собой переоборудованную арендованную квартиру на одной из оживленных улиц Эдинбурга. Комната, в которой я принимаю пациентов, выходит окнами на восток: летними утрами она теплая и залитая солнцем, а зимой – прохладная и словно раскрашенная оттенками сепии. В одном углу расположена стальная раковина, над которой висят шкафчики со склянками, иглами и шприцами. В другом углу стоит холодильник с вакцинами. За занавеской находится старая смотровая кушетка, на которой лежат простыня и подушка. Одна стена увешана книжными полками, в то время как остальные украшены анатомическими рисунками да Винчи, бюллетенями и сертификатами. Там же висит карта города, где цветом указана зона, которую я обслуживаю. На карту нанесена «анатомия» города: цветные автострады, реки и скоростные дороги.
Я совершаю путешествие по телу, когда слушаю легкие пациента, обследую его суставы или смотрю в его зрачки. В это время я думаю не только о конкретном человеке и его анатомии, но и об анатомии всех людей, которых я когда-либо осматривал. У каждого из нас есть любимые места: они наполнены смыслом, и мы испытываем к ним нежность или почтение. Для меня таким местом стало человеческое тело: каждый его сантиметр пробуждает во мне яркие воспоминания.
Находясь в центре города, сложно представить себе тело в виде пейзажа или отражения мира, в котором мы живем. С точки зрения географии зона моего обслуживания относительно небольшая: всех моих пациентов можно объехать на велосипеде. Однако мне приходится работать с разными слоями населения: мои пациенты живут в процветающих богатых районах, трущобах, бизнес-кварталах и университетских общежитиях. Мало кто обладает привилегией быть одинаково тепло встреченным у колыбели новорожденного и в доме престарелых, у роскошной постели умирающего и в грязной гостиной. Моя профессия – это как ключ, отпирающий те двери, которые обычно закрыты. Я становлюсь свидетелем людских страданий и, по возможности, облегчаю их. Часто даже эта скромная цель оказывается недосягаема: во многих случаях я не геройски спасаю жизни, а тихо и методично пытаюсь отсрочить смерть.
В центре округа, неподалеку от клиники, расположено кладбище, отгороженное от города высокой стеной. Каменистая дорожка извивается между старыми березами, дубами, сикоморами и соснами, корни которых убаюкивают гробы. Иногда я прихожу туда в перерывах между работой в клинике и хождением по вызовам. Бывает, я встречаю на кладбище компании родителей, которые, как и я, отдыхают там от городской суеты. Мы улыбаемся и киваем друг другу. Дети, которых приводили ко мне в клинику, смеясь, бегают между могильными плитами, в то время как младенцы мирно спят в своих колясках.
Фамилии, выгравированные на могильных плитах, мне знакомы: такие же я каждый день вижу в списках пациентов на день. Некоторые плиты кажутся чересчур вычурными, другие – простыми и скромными: на них написано лишь имя и две даты. Есть нечто удивительное в том, как богатые и бедные покоятся здесь бок о бок. Ряд вдоль одной из стен выделен под захоронения местного еврейского населения: территория окружена кованой оградой, но корням деревьев она не мешает. Там есть могилы тех, кто умер на чужбине во время службы на благо потерянной империи, от пулевых ранений, тропических лихорадок или во время родов. Одни скончались в почтенном возрасте, другие – совсем молодыми. Профессии мертвецов, выгравированные на плитах, свидетельствуют об изменениях, произошедших в обществе за последние сто лет: торговцы тканями, мельники, священники, банкиры. Там стоит обелиск аптекарю, установленный в то время, когда они еще смешивали собственные микстуры. На кладбище есть и могила врача, который при жизни служил тем, кто теперь лежит вокруг него.
Ястребы-перепелятники гнездятся в кронах деревьев и охотятся на мышей и маленьких птиц, живущих среди могил. Плющ опутывает упавшие надгробные камни, а на земле виднеются кустики сладкой ежевики. Лето приносит с собой приятную и всеохватывающую тишину, и мне нравится, что среди нее я слышу легкое дыхание листьев. Осенью эти листья окутывают могилы малиновым и золотым одеянием, а зимой надгробные камни стоят, как часовые, среди сугробов. Но весной ветви деревьев покрываются свежей листвой, а на освещенных солнцем участках начинает пробиваться молодая травка.
Жизнь – это чистое пламя, и мы живем благодаря невидимому солнцу внутри нас.
Благодарности
В первую очередь я хотел бы поблагодарить своих пациентов: бывших, настоящих и будущих. Без них я был бы как моряк без океана. Требование о соблюдении их конфиденциальности не позволяет мне сказать спасибо каждому в отдельности, но это ни в коей мере не умаляет моей благодарности.
В своей знаменитой клятве Гиппократ подчеркнул важность почтения к своим наставникам, и мне повезло учиться у лучших преподавателей. Их было очень много, но отдельную благодарность я бы хотел выразить Гордону Финдлейтеру, Фанни Кристмундсдоттир, Казеху Фананапазиру, Джонну Ниммо, Терезе де Свит, Наммишу Уолласу, Питеру Блумфилду, Джону Данну, покойной Уилф Трэжэ, Клер Сандлер, Тиму Уайту, Колину Робертсону, Дженет Скиннер, Дэвиду Сэдгвику, Филипу Робертсону, Мадс Джилберт, Йену Гранту, Саре Купер, Колину Мамфорду, Рустаму Аль-Шахи, Джону Стоуну, Йену Уиттлу, Стивену
