воспользовался возможностью и перешел к настоящим поцелуям.
– Чем вы тут занимаетесь? – раздался голос мисс Паттердейл, вынырнувшей из-под навеса, с моноклем в глазу, позволявшим лучше разглядеть парочку.
– Я делаю Абби предложение выйти за меня замуж, – нагло ответил Чарлз, одной рукой обнимая Абби за плечи, а другой впившись в ее многострадальную кисть.
– Вздор! Кто делает девушке предложение при ее тете?
– Я уже несколько раз предлагал ей выйти за меня замуж не при тете, но вы всякий раз появляетесь в тот самый момент, когда предложение готовится сорваться с моего языка!
Мисс Паттердейл с подозрением переводила взгляд с Чарлза на Абби.
– Нет, куда катится мир? – воскликнула она. – Целоваться и миловаться у моей калитки! Если вы всерьез намерены жениться на Абби, то хотя бы войдите, не торчите у всех на виду! Или это опять ваши шуточки?
– Ни в коем случае! – возразил Чарлз. – Не воображаете же вы, будто я стал бы целовать Абби через вашу или чью-нибудь еще калитку, если бы не надеялся на ней жениться?
– Нынче все вы такие шалопаи, что можно вообразить что угодно! Вы намерены на ней жениться?
Чарлз посмотрел на Абби:
– Так я намерен, единственная моя?
– Да, – подтвердила она. – Если вы считаете, что из этого выйдет толк, то я согласна!
– Если это – предложение, то я рада, что никогда его не получала! – заявила мисс Паттердейл. – Вам будет о чем подумать, помимо вмешательства в расследование убийства. Пойду-ка я в дом, поставлю чайник.
– Полагаю, – промолвил Чарлз, выпуская из объятий Абби и открывая калитку, – сейчас прозвучало приглашение и благословение. Тем лучше, у меня появляется возможность с чувством поцеловать тебя. К черту убийство! Кому оно нужно?
Мисс Дирхэм пылко ответила на его поцелуй, а потом произнесла:
– Собственно, меня оно тоже больше не волнует. Хотя интересно, конечно, что здесь делали эти детективы и чем они занимаются теперь.
Детективов тем временем везли в Беллингэм. Поскольку полагаться на благоразумие констебля Милкенторпа не приходилось, их разговор в пути вряд ли привлек бы внимание мисс Дирхэм. Только в участке, когда инспектор Харботтл передал сержанту Нарсдейлу сплющенную пулю из ствола вяза, речь снова зашла об убийстве Сэмпсона Уорренби.
– Похоже на калибр 0,22, – сказал сержант. – Если она была выпущена не из того ружья, которое вы добыли последним, сэр, то я не знаю, что делать!
– То, что мы сегодня выяснили, все меняет, – заметил Хемингуэй. – Пошевеливайтесь, Нарсдейл! Мне срочно нужен рапорт об этой штучке. Хорас, принесите журнал регистрации огнестрельного оружия.
Вернувшись в тесный кабинет, инспектор застал шефа за разбором бумаг со стола Сэмпсона Уорренби. Отодвигая их, Хемингуэй проговорил:
– Надо усадить за эти бумаги Каупланда. Есть тут письмо, написанное в ответ на другое, которого я не могу найти. Пусть поищет! Принесли журнал? Хорошо!
– Наверное, вы считаете, сэр, что я мог что-нибудь упустить, – произнес Харботтл чопорным тоном, – но, если помните, я переписал все стволы калибра 0,22 в радиусе двадцати миль от Торндена.
– В том числе тридцать семь, которые меня не заинтересовали и никогда не заинтересуют. Соберитесь с духом, Хорас! До сих пор мы занимались только винтовками, потому что с такого расстояния поразить цель можно лишь из винтовки. Нас наталкивали на этот вывод. Но теперь у нас есть основания полагать, что в Уорренби стреляли с гораздо более близкого расстояния. Мне необходимо знать обо всем огнестрельном оружии, имеющемся в округе.
– Карсторн упоминал армейский револьвер майора, но он не годится, потому что…
– Калибр не тот! Хватит меня злить! – воскликнул Хемингуэй, открывая журнал.
Несколько минут он молчал, потом поднял голову.
– Хорас, тут написано, что при последнем обновлении разрешения на огнестрельное оружие пару лет назад покойный Уолтер Пленмеллер имел автоматический «кольт-вудсмен». В ружейном шкафу в Торнден-Хаусе его не было. Что скажете?
Инспектор подошел к столу и уставился на запись в журнале.
– Можно носить на себе такое оружие незаметно для окружающих? – спросил Хемингуэй.
– Думаю, можно, – ответил Харботтл. – Но, боже правый, сэр, зачем?
– В общем, пора заняться делами Пленмеллера, – мрачно произнес Хемингуэй.
– Да, но здесь никто ничего толком про него не знает. Будь хоть малейшая зацепка, нас давно поставили бы в известность. Его не любят, а поскольку все они ищут улики и мотивы, то нас уже навели бы на него.
