темнее. Меня начинает подташнивать, когда я добираюсь до слоя с нижним бельем. Первой замечаю сорочку, а из-под нее высовывается лямка бюстгальтера. Наверно, это одежда, которую она надевала в день смерти Кати. Будь у меня возможность, я бы тоже скинула с себя платье, в котором провела последние дни, но не оставила бы его в корзине, а сожгла.
В глаза бросаются бурые пятна на бледно-розовой, выцветшей от частых стирок сорочке. Отдергиваю руку и всем телом отстраняюсь от корзины с бельем. Непонятно, откуда у меня появляется такая уверенность, но я не сомневаюсь – это пятна Катиной крови. Перебарываю отвращение и, подцепив мизинцем лямку, вытаскиваю сорочку из корзины. Кровь подчеркивает текстуру шелка и узор кружева, окантовывающего лиф. Если бы пятна остались на подоле, этому можно было бы найти логическое объяснение. Например, свекровь могла встать на колени рядом с телом Кати и запачкаться. Но как кровь добралась до лифа сорочки? Я кладу находку на пол и вытаскиваю из корзины вязаную кофту. Она совершенно чистая. Получается, Ольга Семеновна сняла ее и прижала мертвую Катю к груди?
– Ничего себе! – раздается голос Игоря у меня за спиной. – Сколько кровищи! После этого ты будешь говорить, что бабка не при делах?
– Буду, – стараюсь придать голосу больше уверенности, чем есть на самом деле. – Она нашла мертвую Катю и целый день провела возле ее трупа. У нее был миллион возможностей испачкать одежду.
– Только не нижнее белье!
– Почему нет? Может, она специально сняла кофту перед тем, как обнять Катю.
– Захотела приласкать труп? Как же!
– Даже у самого бесчувственного человека может проснуться сострадание при виде убитого ребенка.
– Думай как хочешь, – протягивает мне половину листа формата А4 Игорь и, нагнувшись, поднимает сорочку, – но я возьму это с собой, пока она не успела избавиться от главной улики.
– Что за бумажка?
– Квитанция от юриста, – кивает он на листок. – Бабка заранее наняла себе адвоката.
– Скорее всего, изменила завещание. Она составила его перед нашей с Олегом свадьбой. Сообщила мне перед росписью, что квартира, дом и остальное имущество достанутся Кате. Наверно, надеялась, что я передумаю выходить за Олега, когда узнаю, что дом записан не на него.
– С чего бы ей теперь включать тебя в завещание?
– Она меня и не включала. Видимо, переписала на Олега. Внучка умерла, все переходит к сыну.
– Что и требовалось доказать! Квитанция оплачена два месяца назад, значит, бабка заранее планировала убить внучку.
– Постой, – пробегаюсь взглядом по листку. – Свекровь составляла завещание у знакомого нотариуса, а фамилию на квитанции я вижу в первый раз.
– Значит, все-таки наняла адвоката.
Я качаю головой и замираю. Игорь собирается выйти из ванной, но, посмотрев на меня, останавливается. Из прихожей доносится протяжный скрип. На секунду все затихает, а потом скрип повторяется и щелкает дверной замок. Я вжимаю голову в плечи, ожидая услышать шаги. В квартире становится так тихо, что даже в ванной слышно, как во двор заезжает машина. Игорь выглядывает в коридор.
– Никого нет, – говорит он, переступая порог. – Наверно, ветер гуляет.
– Ага, сквозняк сначала приоткрыл, а потом тихонько закрыл дверь. Ольга Семеновна не дура, – поднимаюсь с пола и выхожу в прихожую. – Она наверняка почувствовала неладное и вызвала полицию, а теперь приходила удостовериться, что в квартире кто-то есть.
– Вряд ли. Но мы все равно нашли, что хотели. Пора смываться.
Игорь медленно открывает входную дверь, и я убеждаюсь в своей правоте, услышав тот же скрип. Мы выглядываем на лестничную площадку, и, убедившись, что там никого нет, выходим из квартиры. Игорь закрывает дверь, внутри срабатывает автоматическая защелка. Если бы такой же замок стоял в двери Олега, Катя сейчас была бы жива. Не время об этом думать. Мы несемся вниз по лестнице, когда дверь в подъезд с грохотом ударяется о стену. С первого этажа доносятся навсегда врезавшиеся в память голоса двух полицейских.
– Старая маразматичка, – говорит тот, что запомнился мне длинными, не под стать телу, руками. – Говорит, кто-то вырубил электричество и забрался к ней в квартиру. Небось пробки выбило, а ей уже привидения мерещатся.
Мы останавливаемся, но голоса с каждой секундой приближаются.
– Надо п-переквалифицироваться в т-таксисты, – вздыхает его напарник, поднимаясь к нам на площадку. – Им всегда п-платят за ложные в- вызовы.
На этот раз я сама прислоняюсь к стене и притягиваю к себе запаниковавшего Игоря. Полицейские замедляют возле нас шаг. Что если свекровь рассказала им про целующуюся парочку? Стоило придумать что-то новое. Почему Игорь не предусмотрел это заранее? Зачем вообще надо было меня сюда приводить? Пока я думаю об этом, губы Игоря, поначалу напряженные, смягчаются. Кажется, он вовсе забыл, где мы находимся и, не замечая проходящих рядом полицейских, наслаждается поцелуем. То ли от опасности, то ли от ласковых прикосновений губ Игоря, у меня перехватывает дыхание.
– Вот и мы с Галькой так же зажимались, – поднимается на следующий лестничный пролет длиннорукий. – Бывало, по-тихому, чтобы соседи не
