себя как дура, раз боготворила тебя. Принижала собственные достоинства, считала тебя самой мудрой. А ты оказалась в миллион раз тупее меня!
– Ты мне завидуешь, потому что я красивее и желаннее! Это в меня Олег влюбился.
– А женился он на мне.
– Из жалости. Тебе никогда не стать такой, как я, поняла?
– Такой идиоткой?
– Умницей! – встряхивает волосами Ира, а я понимаю, что нащупала ее слабое место.
– Тупая идиотка, – качаю головой. – Даже если бы умная пошла на убийство, она никогда бы не ударила ребенка каблуком собственной туфли.
– А что мне оставалось? Сама знаешь, в доме ни одного ножа – все в мастерской, на заточке! – выкрикивает Ира и зажимает ладонями рот.
Я оглядываюсь на Олега. Тяжелый взгляд из-под опухших век следит за Ирой. Она прижимает меня к стене и открывает ящик стола. Я выдергиваю шнур чайника, тройник с искрами вылетает из розетки. Ира морщится, но не отступает. В наступившей тишине слышится металлический звон. Лезвие свежезаточенного ножа сверкает в ее руке. Я приседаю, чтобы выскользнуть из Ириных объятий. Ползком пробираюсь между ее ног. Поднимаюсь с пола так быстро, что темнеет в глазах. Ира оборачивается и, замахиваясь, кричит:
– Лежать, тварь!
Сердце стучит в висках. Ирины губы сжимаются, теряя цвет. Она выставляет вперед руку с ножом и наваливается на меня всем телом. Страх замораживает изнутри. Я зажмуриваюсь и падаю. Голова бьется об пол, пружиня, как мячик. От удара глаза открываются. Подо мной растекается лужа крови. Я не чувствую боли, только тяжесть. Наверно, Ира попала мне в легкое, а может, так трудно дышать из-за ее веса? Почему она не встает? Приподнимаю голову и давлюсь криком. Из Ириной спины торчит рукоятка ножа. Голова снова бессильно падает. Я вижу силуэт Олега, сначала четкий, а потом отдаляющийся и тающий в темноте.
Глубокий вдох. От прилива кислорода я прихожу в сознание. Олег вытащил меня из-под тела Иры и держит на руках.
– Спасибо, – то ли шепчу, то ли стону я.
– За что? – пожимает плечами Олег и кладет меня на пол возле лужи крови.
– Ты спас мне жизнь.
– Я ничего не делал.
Олег открывает окно. Раньше я не замечала за ним ложной скромности.
– Ты правильно поступил, – пытаюсь поддержать его. – Она убила ребенка и, если бы не ты, зарезала бы меня. Ты должен был ее остановить.
– Ты что, глухая?! Я ничего не делал!
И слепая, если сразу не разглядела, как сильно он напуган.
– Хочешь сказать, она сама напоролась на нож?
– Конечно, нет. Ты ее зарезала, – утвердительная интонация, с которой он это говорит, поражает меня сильнее смысла самих слов.
– Что?!
– Сама знаешь что, – Олег склоняется надо мной и снова поднимает на руки. – Ты убила Иру, а потом решила покончить с собой.
Я, как перепуганный котенок, верчусь в его руках, стараясь если не освободиться, то хотя бы понять, что он собирается со мной сделать. Господи, когда закончится этот кошмар?! Видимо, скоро. Олег подносит меня к окну. Боженька, разве стоило так долго помогать мне бороться за жизнь, чтобы теперь позволить Олегу выкинуть меня из окна? Для чего надо было прятаться от полиции, уворачиваться от кирпичей и бутылок, уходить от погони на мотоцикле и прыгать по крышам лифтов? Почему ты не дал мне умереть раньше, под колесами поезда? В чем смысл? Заставить меня хорошенько помучиться? Господи, не верю, что ты можешь быть так жесток. Если ты послал мне такое испытание, значит, я в силах его пройти. Осталось только понять как.
– Олег, послушай, – обхватываю руками его шею и шепчу на ухо, – закон будет на твоей стороне.
– Обо мне не волнуйся, – он ворочает головой, стараясь высвободиться. – Подумай лучше о себе. В какой позе ты будешь смотреться красивее, когда приземлишься на асфальт? Или тебя это не волнует? Может, ты собираешься насладиться полетом?
– Пошел ты в зад! – срываюсь на крик я. – Это ты виноват в Катиной смерти! Если бы ты не придумал сказку о стипендии, Ире и в голову бы не пришло убивать ребенка.
– Что ты несешь? – Оглушенный криком, Олег пытается оторвать мои руки от шеи. – Хватит строить из себя психолога. Я тебе не Ирка. Меня, как эту лохушку, не разведешь. Была бы моя воля, я б тебя давно из дома вышвырнул.
– Думаешь, тебе мама помешала развестись? Ольга Семеновна не святая, но ты сам принял решение…
– Мама – святая! Поняла?! Это вы с Иркой давали направо и налево. Я, как дурак, повелся на недотрогу, думал, ты чистая. Мама видела, чего ты стоишь. Она предупреждала, что все бабы прошмандовки, а я не верил.
Вот в чем дело. Раз мама святая, она не могла согрешить, поэтому за ее грехи расплачивались жены. Сначала Лена, потом я. Ира, которая мечтала о замужестве, расплатилась, так и не дождавшись свадьбы.
– Бабы, может, и прошмандовки, только я женщина, а не баба, – говорю и, несмотря на опасность, добавляю, – а ты не мужик.
