дойдете. Кстати, далеко?
— До маяка.
— Но это…
— Да, далеко. У меня возле шоссе осталась машина. Но ваши друзья отняли у меня ключи, права, наличку и телефон. Так что придется топать пешком. И обходными путями, потому что той дорогой, которая ведет к автомобилю, воспользоваться вряд ли можно. Там наверняка уже расставили караулы.
— Тогда как вы собираетесь покинуть поселок? — удивилась Алина, похоже, уже сомневаясь в правильности своего решения.
— Вылезем через окно во второй спальне. За домом есть маленький проход к хозяйственному блоку, насколько мне помнится, а за ним — стена, за которой — засаженный кустарником пустырь и лес. Конечно, ваши знакомые могут и там караулить. Но не думаю. Они прочесывают поселок — все пустующие дома, которых тут сейчас много. Помните, я говорил вам, чтобы вы обратили внимание на то, так ли уж поселок населен? Вот то, что в нем мало жителей, сейчас и сыграет нам на руку. Возьмите с собой только самое необходимое, что может поместиться в вашу сумочку. И… есть у вас что-нибудь обезболивающее?
Алина кивнула, но с места не сдвинулась. Нахмурившись, словно думая о чем-то неприятном или решая дилемму, она потеребила край домашней кофты, а затем вскинула на мужчину глаза.
— Герман, разрешите мне кое-что сделать. Только без вопросов. Думаю, я смогу вам немного помочь и без таблеток.
— В смысле?
— Я умею снимать боль.
— Вы что, экстрасенс или кто там еще? — опешил он от такого поворота.
— Я просила не спрашивать, — ответила она ему его же словами, но при этом губы ее дрогнули, и усмешка вышла горькой и жалкой. — Мне нужно будет к вам прикоснуться.
Ее смущение оказалось таким забавным, что он невольно улыбнулся:
— Если, конечно, ваши прикосновения окажутся в рамках приличия. Валяйте! Я не ядовитый.
Она промолчала, но густой румянец полностью поглотил ее веснушки. Как ни странно, это показалось Герману неожиданно милым. А сама девица — вполне даже симпатичной.
Но все равно не в его вкусе.
— Садитесь поудобнее, откиньтесь на спинку кровати. И просто закройте глаза. Сосредоточьтесь на том, что и где у вас болит. Так мне будет легче почувствовать.
— Ну, я могу это и словами сказать. Если так окажется быстрее. Надеюсь, наш «сеанс» не затянется надолго?
— Нет.
— Валяйте, — вновь повторил он и прикрыл, как она просила, глаза. Глупость, конечно. Им сматываться нужно. Дорога каждая минута. Но отчего-то, не особо веря в «целительные способности» Алины (вообще не веря никому, даже докторам), он ее послушался. Девушка помедлила, а потом легонько коснулась прохладной ладонью его лба. Прикосновение это оказалось приятным. Но затем боль запульсировала под ее ладонью с новой силой. Герман поморщился, невольно стиснул зубы, и Алина поспешно убрала руку. Легче не стало. Напротив, без ее прикосновения он ощутил странную потерю. Но девушка уже коснулась через одежду его груди, помедлила, словно прислушиваясь к своим ощущения, а затем тяжело вздохнула.
— Похоже, ребро сломано. Вот здесь.
— Вы что, рентген? — Герман открыл глаза и удивленно уставился на нее. Она покачала головой, призывая его замолчать, и закусила губу.
— Сейчас станет больно, а потом — легче. Но это временное облегчение. За раз я вас вряд ли вылечу. — Голос ее вдруг зазвучал так уверенно, словно происходящее было для нее не просто нормальным, но и привычным. Ее уверенность невольно передалась и ему, погасила готовое вот-вот сорваться с губ скептическое замечание. Герман прикрыл глаза и растворился в умиротворении и покое, которые неожиданно принесли ему ее прикосновения. Он чувствовал их даже через одежду. От ладоней Алины исходили особые то ли тепло, то ли, наоборот, прохлада, он не мог определить, что именно. Но это ощущение одновременно и остужало боль, и согревало тело изнутри, как хороший коньяк. И как бы ему ни хотелось сохранить сознание ясным, он, убаюканный этими ощущениями, стал задремывать. Герман даже не почувствовал, как Алина легонько прошлась ладонями по его больной ноге. Разбудил его ее оклик:
— Герман?
Он вздрогнул, пробуждаясь от дремы, и, открыв глаза, заморгал. Алина сидела на краешке кровати рядом с ним и с тревогой всматривалась в его лицо. Она была так бледна, что ее лицо казалось меловой маской с россыпью черных «мушек». Волосы надо лбом у корней были мокрыми, видимо, Алина намочила их, умываясь. Она уже успела переодеться из пижамы в джемпер и джинсы, и Герман, заметив это, испуганно подскочил на месте:
— Я уснул?! Почему вы не разбудили меня? Мы же не…
— Все хорошо, Герман, — перебила его Алина. — И десяти минут не прошло. Как вы себя чувствуете?
