Бабушка осторожно выбирала слова; неужели она имела в виду их?
Гнев Эзмии поутих, она рассмеялась.
– Понимаю. Вы все считаете, что за своей ненаглядной Феей-крёстной вы как за каменной стеной, да? Что ж, если вы надеетесь, что её обещание вас спасёт… позвольте мне внести ясность!
Эзмия выбросила вперед руку, из неё вырвалась гигантская молния и ударила в Фею-крёстную. Та в мгновение ока исчезла. А на ладони Колдуньи появился бирюзового цвета сосуд, в котором плавал призрачно-белый сгусток, очертаниями напоминающий Фею-крёстную.
– Ну, и что вы теперь будете делать?! Душа-то вашей Феи-крёстной у меня! – закричала Эзмия на весь зал.
Алекс и Коннера била дрожь. Девочке пришлось что есть силы вцепиться в брата, чтобы он не бросился к Колдунье как Золушка.
– Бабушка у неё! Бабушка у неё! – шёпотом повторял Коннер, умоляя сестру отпустить его.
– Нельзя чтобы она узнала о нас! – тоже шёпотом отвечала Алекс.
– Считайте, что это моё последнее предупреждение, – громогласно объявила Эзмия. – Я буду нападать на ваши королевства до тех пор, пока вы мне не сдадитесь. Посмотрим, как вы запоёте, когда ваши подданные станут умолять вас прекратить эту пытку. Не видать вам больше «долго и счастливо».
В зале снова сверкнула молния, и Колдунья исчезла, забрав с собой Фею-крёстную.
Все побелели как снег. Близнецы, сами не свои от горя, замерли под платьем. Никто не знал, что делать. Короли, королевы и феи переглядывались, пытаясь увидеть в глазах другого хоть проблеск надежды, но не находили его.
Впервые за всё время правители сказочного мира оказались бессильны.
Глава 13
Сосуды с душами
В самой глуши Гномьих лесов, где деревья и кустарники росли непролазной чащобой, стояла, скрытая от посторонних глаз, маленькая лачуга. Много лет тому назад жившая здесь ведьма Агата предусмотрительно посадила вокруг лачуги терновые кусты, чтобы её никому не было видно. Хозяйка дома давным-давно умерла, но он вовсе не пустовал.
Колдунья превратила покосившуюся лачугу в свой новый дом с помощью возрождённой магической силы. Снаружи он сохранил прежний вид – два окна да крытая соломой крыша, но внутри, стоило переступить порог, преобразился в великолепный дом с просторными комнатами, высокими потолками и чёрными каменными стенами.
В огромном камине, облицованном аметистами, вместо поленьев лежала груда черепов, горевших фиолетовым пламенем. Тут и там стояла мебель, обитая шкурами дикобразов и саламандр. С потолка свисала люстра, сделанная из самых разных клыков, но света не давала. Обычно в доме царила тишина, но сейчас он звенел от пронзительных криков ребёнка.
– Умоляю, принцесса, тише, – приговаривал Румпельштильцхен. Принцесса Надежда была ростом почти с него, но он всё равно укачивал годовалую малютку на руках, пытаясь успокоить.
– Мама! – плакала девочка. – Мама!
– Боюсь, к маме тебе нельзя, – сказал Румпельштильцхен, и малютка зашлась в плаче пуще прежнего.
– Она плачет уже больше суток, – раздался из дальнего конца комнаты голос Шарлотты Бейли. – Не могли бы вы дать её мне? – Мама близнецов сидела в огромной птичьей клети, подвешенной в нескольких футах над полом.
– С чего вы взяли, что сможете её успокоить? – спросил Румпель, измотанный вознёй с ребёнком.
– Я медсестра – умею это делать.
Шарлотта была по-прежнему одета в форму медсестры. Она только-только отработала смену в больнице и собралась идти домой, как вдруг на неё налетел какой-то странный сгусток света, окутал со всех сторон, словно одеялом, и перенёс в сказочный мир. Женщина быстро сообразила, что Колдунье нужна не она, и чтобы защитить Алекс, притворилась собственной дочерью.
Принцесса Надежда продолжала безутешно плакать и кричать. Закрыв глаза на здравый смысл, Румпельштильцхен протянул малышку Шарлотте сквозь прутья клетки. Его не волновало, как сильно разгневается Колдунья, когда увидит ребёнка с другой пленницей, – он просто хотел, чтобы прекратился плач. Румпельштильцхен никогда не ладил с детьми.
– Ну, ну, будет, малышка, – тихо приговаривала Шарлотта, поглаживая золотисто-каштановые кудряшки Надежды. – Всё будет хорошо, всё будет хорошо.
Мало-помалу принцесса успокоилась в заботливых руках Шарлотты и заснула впервые после похищения. Ребёнку нужны были лишь материнские объятия.
Румпельштильцхен с облегчением наслаждался тишиной. Если бы ему позволили, он проспал бы беспробудно три дня кряду. Шарлотта наблюдала за карликом. В отличие от своей хозяйки, он казался не злым, а, напротив, очень добрым и кротким.
– Значит, вы Румпельштильцхен? – спросила Шарлотта.
– Да. – Карлик передёрнул плечами, стыдясь своего имени, пользующегося дурной славой.
