Был на «Сан-Рафаэле» человек, который решил вести путевые заметки. Его дневник стал главным и едва ли не единственным источником сведений о ходе экспедиции. Начинает анонимный автор на торжественной ноте:
«Слава Богу! Аминь! В году 1497 король Дон Мануэл, первый из монархов Португалии, носящий это имя, отправил четыре судна на поиски новых земель и пряностей. Мы вышли из Рештелу в субботу 8 июля 1497 г. Дай нам Бог совершить нашу миссию во славу Его. Аминь!»
Попутные ветры за неделю донесли их до Канарских островов. На случай резкой смены погоды и потери друг друга из виду да Гама заранее отдал приказ встречаться на островах Зеленого Мыса в 1000 миль к югу. Следующей ночью опустился густой туман, и один из кораблей — «Сан-Рафаэл» — действительно отстал от товарищей. Когда утром туман рассеялся, их не было. «Рафаэл» следовал прежним курсом. Но 22 июля, когда показались рассыпанные в океане острова Зеленого Мыса, там были только два судна — теперь отстал «Габриэл». При полном штиле, они ждали его четверо суток. К всеобщему облегчению, «Габриэл» появился 26 июля: «Увидев его вечером, мы от радости стали палить из пушек и играть на трубах».
Вначале в экспедиции царило приподнятое настроение. На островах Зеленого Мыса португальцы провели неделю, пополняя запасы пресной воды, мяса и ремонтируя мачты. «3 августа мы взяли курс к востоку», — буднично сообщает анонимный автор, хотя экспедиция готовилась совершить маневр, не имевший прецедентов — по крайней мере, таких свидетельств не сохранилось. Примерно в 700 милях южнее островов Зеленого Мыса, вместо того чтобы следовать далее вдоль африканского побережья, корабли подались на юго-запад в центр Атлантики и сделали огромный крюк. Земля исчезла из вида, впереди была неизвестность.
Правда, девятью годами ранее Бартоломеу Диаш установил, что обогнуть Африку помогают западные ветры, если поймать их в нужной точке посередине океана, но маневр Васко да Гамы был куда сложнее, чем предыдущий эксперимент.
Ясно, что к концу века португальские мореходы сформировали четкое представление о режиме ветров в Южной Атлантике, но как им это удалось — особенно касательно юго-западной четверти, — остается загадкой. Имели ли место тайные миссии между экспедициями Диаша и да Гамы? Как бы там ни было, в сухом, лишенном эмоций журнале нет ни тени сомнений или страха. 22 августа они заметили больших птиц, с виду похожих на цапель, летящих на юго-юго-восток, «точно впереди лежит земля». К тому моменту экспедиция преодолела 800 лиг, или 2 тысячи миль, в открытом море, видя только воду и пустое небо. Отсчет времени вели по церковному календарю. Минуло два месяца, прежде чем хроникер отметил еще что-то, достойное внимания и убеждающее, что они не потеряны в бездне: «Пятница, 27 октября. День св. Симона и св. Иуды. Вечером мы увидели много китов».
Прежде чем штурманы собрались изменить курс и повернуть на юго-запад, корабли ощутили бешеный натиск океана. В 600 милях к югу от Сантьяго на «Габриэле» треснула нок-рея: «Двое суток мы простояли под фоком и нижним гротом», — читаем в дневнике.
Выносливость экипажей подвергалась суровой проверке: каждый матрос раз в восемь часов заступал на четырехчасовую вахту. Время отсчитывали корабельные склянки и выкрикивали юнги. Тяжелую грязную неквалифицированную работу выполняли набранные в тюрьмах преступники: чистили гальюны, тянули тросы и цепи, поднимая паруса и якоря, драили палубу. Рацион моряков состоял из сухарей, солонины, масла, уксуса, бобов и соленой рыбы — а иногда, если удавалось наловить, и свежей. Со временем сухари червивели, крысы становились злее — хотя для борьбы с крысами на кораблях держали кошек. Если позволяла погода, матросам готовили горячую пищу. Гораздо хуже, чем с продуктами, дело обстояло с пресной водой, которая быстро портилась. Чтобы воду можно было пить, в нее добавляли уксус. Пустые бочки для поддержки баланса корабля заполняли морской водой.
Корабельные аристократы — капитаны и штурманы, носящие знаки отличия — свистки на золотых цепочках и плащи из черного бархата, — ели и спали в отдельных каютах, остальные распределялись в зависимости от статуса на корабле — старшие матросы на баке, солдаты под мостиком. В каютах стояло зловоние, но на палубах, где спали заключенные и прочие изгои, было еще хуже. В южных морях люди дрожали от холода под своими козлиными шкурами и штормовками, на соломенных матрасах. Одежда у всех окаменела от соли. Если случался покойник, его заворачивали в его штормовку, как в саван, и швыряли за борт. Нужду справляли в ведра или прямо в море. Никто не мылся. За звоном склянок, криками юнг, призывающих на вахту, за едой, работой по починке снастей, вечерней и ночной молитвами проходило время. В штормовую погоду матросы взбирались наверх, на стеньги и мачты — висели над грозно ревущей бездной, то натягивая, то отпуская ярды тяжелой парусины, под хлещущим дождем и ветром. Когда не штормило и корабли шли гладко, матросы предавались развлечениям — рыбачили, читали (те, кто был грамотен), пели и плясали под флейту и барабан или слушали священника, читающего Евангелие. Карты и прочие азартные игры были запрещены. По праздникам священники проводили на палубе крестные ходы и служили мессу, но без освящения даров — опасаясь, что чаша опрокинется от качки и дары будут осквернены. Музыкантам, помимо развлечения матросов, предписывалось оберегать их нравственность.
От качки, дурной пищи и воды, физического изнурения и недосыпа новички на корабле заболевали дизентерией и лихорадкой, а потом и весь экипаж — несмотря на сухофрукты, лук и бобы в рационе (вначале съедобные) — медленно, но верно начал поддаваться болезни. Симптомы проявились на шестьдесят восьмой день, после восемьдесят четвертого люди начали умирать, через сто одиннадцать дней цинга поразила каждого. Время у да Гамы поджимало.
Среди штормов, экваториальной жары, адского холода южных морей корабли упорно двигались своим курсом, делая примерно 45 миль в день. Где-то на 20? ю. д., почуяв перемену ветра, штурманы велели поворачивать обратно к юго-востоку — в надежде вскоре обогнуть мыс. И вот в воскресенье, 4
