подобных случаях, поздравил его и выразил свою радость». Несомненно, Критянин предпочел бы выразить соболезнования.
Венецианский хроникер Джероламо Приули полагал, что Венеция обречена, если португальцы начнут продавать пряности по своим ценам, минуя исламских посредников. «Эти обстоятельства имеют такое огромное значение для нашего города, что я, узнав о них, буквально лишился покоя». Мануэл посоветовал венецианскому посланнику «написать домой, чтобы додж направлял корабли за пряностями в Лиссабон, а не в Александрию». Так началась необъявленная торговая война между Венецией и Португалией, в которой решающую роль играла информация. «Достать карту с маршрутом экспедиций невозможно, — сообщали венецианские шпионы, — король под страхом смерти запретил распространять эти сведения».
И все-таки высокая цена, заплаченная за экспедицию, подорвала доверие к Мануэлу. Он же, будучи в курсе обстоятельств на Малабарском побережье, где почти не было христиан и всю торговлю держали мусульмане, не отказался от своих амбиций. Критянину он заявил, что «мамлюкский султан больше не будет продавать пряности». И, зная Мануэла, не приходилось в этом сомневаться.
А между тем потери, понесенные португальцами в Каликуте, требовали ответа. После возвращения Кабрала индийская стратегия изменилась. Стало очевидно, что за торговлю с Индией придется бороться. Дух мести и крестовых походов снова витал в воздухе. Мусульманам еще предстояло пожалеть, что они допустили португальцев в Индийский океан: 80 лет спустя они назовут появление экспедиции Кабрала началом войны, когда «крестопоклонники» покусились на владения и торговлю магометан.
Между тем португальцы снарядили очередную армаду, но Кабрал отказался ее возглавить. И тогда король послал за Васко да Гамой.
Глава 7. Судьба «Мири». Февраль — октябрь 1502 года
Убедившись, что коммерция в Индийском океане требует агрессивных действий, Мануэл распорядился готовить к походу более крупную флотилию. Две эскадры в десять кораблей каждая, под общим командованием Васко да Гамы, отбыли из устья Тежу весной 1502 года. С да Гамой плыл Висенте Содре, его дядя, который имел отдельную миссию и пользовался некоторой автономией. И хотя письменные инструкции, подготовленные для да Гамы, не сохранились, их можно восстановить ретроспективно — зная, что слу чилось потом. Итак, да Гама должен был потребовать от заморина материальное возмещение за гибель соотечественников, а также добиться изгнания из Каликута торговцев-мусульман. Предстояло расширить торговые связи с противостоящими заморину правителями Малабарского побережья, учредить торговые представительства в Кочине и Каннаноре. Большая роль в осуществлении этих планов отводилась, несомненно, артиллерии, поскольку португальские пушки были самым эффективным аргументом на любых переговорах.
Судя по размерам флотилии и задачам, которые были отражены в инструкциях Висенте Содре, король Мануэл не только не отказался от своих амбиций, но и нарастил их. Содре предписывалось «патрулировать выход из Красного моря, препятствуя проходу мусульманских судов, дабы они, наши злейшие враги и соперники, не возили через Красное море пряности в Каир и Александрию». Это был заметный шаг вперед в расширяющихся геостратегических планах.
Висенте и его брат Браш, еще один участник экспедиции, были примерно возраста да Гамы, хотя доводились ему дядями. Они вместе росли, а затем, вероятно, вместе приобретали корсарский опыт у побережья Марокко, поскольку помимо родства их объединяла склонность к насилию. Вдобавок один из кузенов да Гамы, по имени Эштеван, командовал теперь отдельной эскадрой. Словом, экспедиция носила признаки семейного предприятия.
Проводы армады были по традиции пышными. Во время мессы за здравие моряков да Гама официально удостоился титула адмирала Индии. В алом бархатном плаще с серебряной цепью, держа в одной руке обнаженный меч, а в другой королевский штандарт, он опустился на колено перед королем, а тот надел ему на палец кольцо — символ адмиральского чина.
Большая часть кораблей отплыла из Рештелу 10 февраля 1502 года. Следом неслись, слабея на ветру, молитвы и рыдания близких. Пять кораблей Эштевана да Гамы отправились в путь 1 апреля.
В составе экспедиции были наблюдатели, которые вели путевые записки. Одни очевидцы остались безымянными, имена других нам известны, среди них португальский клерк Томе Лопеш и итальянский коммерсант Маттео да Бергамо — оба из эскадры Эштевана да Гамы, — описавшие, как устремления португальцев в Индийском океане окончательно смещаются с мирной торговли в сторону вооруженного насилия.
Зная о катастрофе, что постигла предыдущую экспедицию в южных морях, вследствие которой капитан Кабрал недосчитался половины своих кораблей, многие участники не без трепета начинали этот поход. Томе Лопеш, судя по всему малоопытный моряк, пристально следил за изменениями климата. Миновав остров Мадейру, «где климат очень приятный и мягкий», и острова Зеленого Мыса, корабли взяли курс на юго-запад в открытое море. Близ экватора установилась нестерпимая жара: «Днем и ночью, как в пекле». Когда с неба исчезла Полярная звезда, жара начала спадать. По приближении к мысу Доброй Надежды значительно похолодало: «…холод стоял жуткий, и чем дальше мы плыли, тем сильнее мерзли. Дабы согреться, мы кутались, как могли, много пили и ели». Световой день сократился до восьми с половиной часов, ночь удлинилась. Ночью 7 июня внезапно начался шторм, разметавший эскадру на большой площади. «Лишь двоим судам удалось удержаться вместе. Это была „Юлия“ и мы… Третий удар был такой силы, что наш главный парус
