съехал на ярд вниз, а главная мачта „Юлии“ треснула и сломалась… огромные волны катились по палубе — жуткая картина». Под ударами волн вода стала просачиваться в трюм. Без передышки черпая ледяную воду, дабы корабли удержались на плаву, матросы поклялись, если уцелеют, совершить богомолье, и даже тянули жребий, кому потом отправляться по святым местам. Так продолжалось двое суток. 9 июня шторм начал ослабевать и выглянуло солнце. «Мы разделись и вывесили одежду на просушку, ибо все чертовски замерзли и промокли до нитки во время шторма, да еще и сверху нас поливало дождем. Но напрасно мы мечтали хоть немного согреться — солнце в этих местах тоже холодно как лед». Моряки бросали за борт обереги в надежде, что это поможет им благополучно преодолеть этот отрезок пути. В тот раз обошлось без потерь, но море здесь всегда проверяло людей на стойкость, здесь был большой риск крушений и другие опасности.
На восточном побережье Африки португальцам требовались как торговые партнеры, так и надежные опорные пункты для пополнения запасов воды и продовольствия и перегруппировки кораблей, проделавших нелегкий путь в Атлантике.
Имея за плечами неудачный опыт посещения Мозамбика и Момбасы, да Гама решил действовать более жестко. Слишком нетерпеливый, чтобы вникать в тонкости восточной дипломатии, он полагал, что европейские пушки быстрее завоюют ему уважение. Да и муссоны, существуя в своем режиме, не могли ждать, пока он со всеми договорится.
В Софале и Мозамбике проходил, сопровождаемый обычным взаимным недоверием, обмен заложниками. После чего португальская делегация высаживалась на берег, тайком пронося с собой оружие. В результате удалось без особых проблем купить некоторое количество золота. Далее по курсу была Килва, основной торговый порт побережья, где ранее Кабралу оказали такой холодный прием. Да Гама поставил себя иначе. Все двадцать его кораблей с поднятыми флагами явились под грохот канонады, дабы заявить о величестве и власти португальского короля. Да Гама отправил записку султану, требуя аудиенции. Ему ответили, что султан болен и принять его не может. Тогда да Гама выстроил корабли вдоль береговой линии, спустил баркасы с малыми пушками и командой в 350 мушкетеров и отправился на берег. «Он отказался видеть меня, — записывал адмирал в собственном дневнике, — и повел себя очень грубо. Ну а я, вооружась всеми людьми, что у меня были, сам отправился к нему на баркасе. Встал против его дома и послал гонцов, чтобы не менее грубо пригласить его на встречу. Тогда он согласился видеть меня и вышел».
Хроникер Гаспар Корреа подробно передавал грозную речь да Гамы, обращенную к незадачливому правителю: «Я раб моего государя, и все люди, что ты видишь здесь, и те, кто на судах, исполняют мои приказы. Будь уверен, что если я прикажу, то за один час твой город превратится в угли. Если я прикажу убить твоих людей, они все сгорят в огне». Да Гама прибавил, что «они втащат его за уши на корабль, наденут на шею железный ошейник и в таком виде повезут показывать в Индию, чтобы тем, кто еще вздумает не подчиниться королю Португалии, была наука».
Далее да Гама потребовал права брать за все товары золотом и чтобы султан делал ежегодный взнос в португальскую казну и поднимал португальский флаг в знак своего вассалитета. Это было намеренное унижение.
Договорились, что взнос будет выплачен в два приема. Первую часть передали тотчас, с надлежащей помпой, с шумом и радостью. На берегу собралась большая толпа женщин, которые громко выкрикивали: «Португалия, Португалия!» Хроникер Томе Лопеш сухо замечает, что это все было скорее проявлением страха, чем искренней готовности услу жить. Довольно скоро пушечная дипломатия возымела эффект по всему побережью Суахили. 27 июля экспедиция прибыла в Малинди, где дружественный султан встречал да Гаму не без опаски.
Путешествие через Индийский океан прошло довольно спокойно. К 20 августа армада достигла острова Анджедива, мимоходом обстреляв близлежащие порты Хонавар и Баркал. По словам хроникера Корреа, на встрече с трусливым местным раджой командующий так объяснил свои действия: «Это флот его величества короля Португалии, повелителя суши и моря и всех этих берегов».
Отсюда португальцы взяли курс на юг. В начале сентября они сделали остановку в лагуне близ одного из мысов к северу от Каннанора. Здесь традиционно останавливались торговые суда, следующие в Каннанор и обратно, чтобы пополнить запасы пищи, воды и запастись древесиной. К тому времени, когда двадцать кораблей да Гамы бросили якорь в лагуне, многие страдали от цинги. Больных разместили на берегу в палатках, давали им апельсины, но было уже поздно: шестьдесят — семьдесят человек умерли. У прочих стали проявляться симптомы новой неизвестной болезни — опухоли между ног, виной чему послужили, вероятно, тропические паразиты. Впрочем, болезнь скоро прошла.
Пока да Гама, поднявшись на вершину горы Дели в девять сотен футов высотой, рассматривал окрестности, в голову ему пришла мысль о морской засаде.
Подобные операции они с родственниками Содре могли не раз проворачивать у берегов Марокко. Да, им было приказано перерезать торговые пути через Красное море, но, с другой стороны, оставался вопрос мести за убийства их товарищей в Каликуте. Кроме того, многие моряки были совсем не прочь в походе обогатиться.
Шанс представился 29 сентября 1502 года, когда часовые на вершине горы заметили большое доу, идущее с севера. Да Гама, с отрядом вооруженных пушками кораблей, отправился наперерез. О том, что случилось далее, повествуют записки очевидцев, хотя не всем хватило духу
