лучше для Америки, и я говорю Аллаху: ты видишь? – и понимаю, что Он видит, и берусь за край плиты – и она отодвигается, огромная, каменная, искореженная взрывом, – отодвигается подальше от Зухи, как фанерная тоненькая дощечка, но я не смотрю на него, потому что смотрю на джет, поднимающийся над флером дыма и пыли, уносящий с собою тех, кто прятался в плоском диске уникальной дизайнерской работы, уносящий, видимо, то, что эти люди так стремились скрыть, ради чего заранее заминировали двор и приготовились убить двадцать человек полицейских, если так будет нужно для бегства. Я смотрю на тех, кто корчится среди вздыбившихся плит и покореженных горящих автомобилей, и на тех, кто вбегает в здание, и на тех, кто выводит оттуда заложников и бегом возвращается назад – искать то, что, я уже знаю твердо, мы никогда не найдем. И только потом я опять смотрю на Зухи и вижу, что он пришел в себя, и понимаю, что он плачет, и я говорю: терпи, мальчик, вон подъезжает «полумесяц», все будет хорошо, терпи, я с тобой, я бы сказал тебе «мы сделали, как лучше для Америки», но у меня язык не поворачивается, зато переворачивается сердце, Зухи, не плачь, с тобой все будет вполне в порядке, я обещаю – а он смотрит на меня и вдруг всхлипывает, как ребенок, и говорит тонко:
– От меня ушел Руди.
Глава 53
«мое тело просило передать твоему телу,
что: оно все замерзло без тебя и все одичало, ему кажется, что оно совсем ничего не чувствует и не умеет, оно хочет умереть от тоски и боится, что его разлюбили
что: оно все разболелось без тебя и все расклеилось, у него текут сопли и что-то хрустит в коленке, ему кажется, что это какая-нибудь ужасная гангрена и все пройдет, только если ты погладишь
что: оно все пересохло без тебя и все постарело, у него, кажется, появились морщины где-то на животе и еще на попе, у него стали глаза, как у старой девы, и копчик, как у лемура (не знаю, что это значит, но так оно мне велело передать твоему телу, мое тело)
что: у него от желания болят губы
что: оно становится мокрым, когда думает твое имя
что: когда ты приедешь, оно тебя растерзает
вот такое послание
мне бы хотелось, чтобы твое тело ответило моему телу,
что: оно все истомилось и все обросло ужасной косматой шерстью от звериной тоски и отсутствия моей ласки
что: у него ничего не болит и оно чувствует себя прекрасно, вот только ночью, не просыпаясь, встает и поворачивается лицом к Иерусалиму
что: оно само оборачивается, если рядом проходит женщина с волосами цвета меня и черной сливы, и само отворачивается, потому что это не я – а значит, вообще не женщина, а только притворство и понарошку
что: по утрам его член не хочет даже пописать, потому что меня нет рядом
что: у него от желания болят губы
что: его бросает в пот, когда оно думает мои руки
что: когда ты приедешь, оно меня растерзает»
Глава 54
Не просто израильтянка – идеальный какой-то прототип, киббуцница с плаката турагентства, женщина с винтовкой со старых брошюр «Свидетелей Палестины». Волосы мелкими кольцами цвета черной сливы, глаза маслинами, губы полумесяцем, груди золотыми эшколитами, кожа шафранным шелком. На бедре маленькая выпуклая насечка – многоконечная звезда со вжатым внутрь золотым кругом, знак принадлежности к Клубу эротических актеров, элитному ванильному профсоюзу, – единственное изменение тела, допускаемое Кодексом AFA, великое исключение для богатых и понтоватых. В ожидании оператора клонится назад, оседлав режиссерскую табуретку, тонким пальцем крутит тугой и черный лобковый локон.
– Вы Хана Барбера? Хана, добрый день. Я Йонг Гросс, режиссер.
– Я знаю, очень приятно.
– Я сейчас расскажу, как делаем пробы, пока что один вопрос: я знаю, что вы в ванили и так далее, – что вдруг ко мне?
– Ну, неловко спрашивать, но – ну, вы видели мои фильмы?
– Один или два; что-то, кажется, в прошлом году на фестивале в Коэльо. Простите, я правда не помню, у меня плохая память на названия… Мне очень понравилось то, что делали лично вы.
– А беда, что я это делаю уже шесть лет. Одно амплуа, знаете, мы снимаем сказки, и меня от ролей то ведьмы, то мачехи, то злой принцессы уже выворачивает, если честно.
– А вот это – как же будет? Клуб вас за чилли не
тю-тю?
– А я с ними говорила. Это, в общем, комплимент вам: они сказали – собственно, Гранолли сказал, – что Гросс – не чилли, к Гроссу можно. Мы же, знаете, частные лица, как между собой решим, так и будет. Так что «папенька», считайте, благословение даже дал. Но – спасибо, что вы спросили,
