напротив стояка. За новой волной мурашек я почти пропустил момент, когда под ногами появилась какая-то опора и его рука больше не держала на весу, а скользнула вдоль тела к животу. Влажный шёпот вновь опалил ухо:
— А так? Теперь получится?
Твою мать! Кажется, я серьёзно влип и это совсем не игра, сейчас меня действительно трахнут, не особо спрашивая разрешения. Да и кто трахнет! Эта мысль ещё немного отрезвила и заставила разъяренно прошипеть:
— Ты совсем охренел?
— Это ты охренел, когда в качестве расплаты за проигрыш потребовал минет. А я лишь продолжаю начатое тобой.
И даже не поспоришь. Можно было бы попытаться вырваться, но, во-первых, он объективно сильнее, во-вторых, действительно — он отработал долг, не спасовал, хотя я на это рассчитывал. Я не могу отступить и показать себя слабее. Да уж ситуация — или я иду до конца и меня таки выебут как последнюю шлюху или я расписываюсь в своем страхе и получаю клеймо пустозвона и труса. Особого выбора нет. Эх, я же инкуб, чего мне стоит, так? Но осознание перспектив холодной волной смыло возбуждение, так что следующий мой вопрос прозвучал уже без хрипа:
— И что дальше?
— Дальше? Дальше я получу от тебя всё, что захочу.
— Нет, так не пойдет. Четко сформулируй своё желание.
— Четко сформулировать?
— Ну да, должен же я понять, когда долг будет отработан, и я смогу закончить всё это.
Лин отстранился и несколько минут не отвечал, не прикасался. Я уже думал, что он отступит. Но нет, когда это он сдавался, особенно если представляется шанс меня опустить, да ещё и так, в буквальном смысле. Видимо решившись он вновь приблизился, расположил свои руки по обе стороны от меня, заключая в дополнительную ловушку, скользнул щекой по щеке и выдохнул сбоку, но почти в самые губы:
— Я хочу, чтобы ты мне отдался. Здесь, сейчас, любым угодным мне способом. Ты позволишь мне сделать с собой всё, что я пожелаю, без вопросов, без возражений, без сопротивления. Я достаточно четко сформулир-р-р-овал?
На последней фразе его голос сорвался в рык — Лин разозлился? Но на что? Наверное, мне не стоило вякать, но природная вредность не позволила промолчать:
— Один раз?
Лин шумно втянул воздух и вновь прижал меня к стене своим телом:
— Один раз.
Его бедра вдавились в мою попу еще сильнее, недвусмысленно намекая каким именно будет этот один раз. Итак, я ускользнул от навязчивой привязанности Маса, от сладкого безумства брата, от чешуйчатого я успешно отбиваюсь уже полгода, нo в конечном итоге меня таки насадят на член, причём тот, от кого я меньше всего ожидал этого. Иронично. Кажется, я сейчас невольно нарушу обещание данное брату…
Додумать мне не позволили. Лин, не дождавшись никакой другой реакции на свои слова, решил действовать. Отодвинув меня немного от стены, всё ещё тесно прижимая к себе, так чтобы получить доступ к тому самому, он одной рукой удерживал бедра на месте, второй скользя к поясу штанов. Бездна, кажется он совершенно не собирается дать мне свыкнуться с мыслью. Но всё же вытянув рубашку, он не стал развязывать сам пояс и шнуровку. Вместо этого его рука поднялась вверх, к груди и соскам, поймала левый между указательным и средним пальцем и потерла в полу-ласке, полу-наказании. И эта неожиданная смесь нежности и почти жестокости ударила током. Спина непроизвольно выгнулась, а бедра сами прижались теснее к его паху. Бугор в его штанах чуть шевельнулся, моя реакция не прошла незамеченной. ?го правая рука спустилась чуть ниже, лаская сквозь ткань штанов, но ещё не прикасаясь там, где уже давно пульсировала кровь, лишь кружила рядом — то ли Лину не хватало смелости, то ли он решил меня подразнить. Причина не столь важна, ведь эти движения рождали иглы, жалящие пах, пробивающие щит и заставляющие потихоньку терять голову, даже сильнее, чем если бы ласки были более откровенными. О нет, беру свои слова обратно! Стоило его руке наконец накрыть мой член и сжать мошонку сквозь штаны, как тихий стон сорвался с губ.
— Я смотрю Принцесссске нравится…
В словах Лина еще звучала злость, но вот прерывистое дыхание и хрипящие нотки в голосе выдавали с головой — наш «мальчиков ни-ни» хотел меня до такой степени, что готов был переступить через все свои принципы. И уже не очень верилось, что это просто наказание за излишнюю заносчивость и выкрутасы на грани фола, а чаще и за гранью.
Его правая рука продолжала гладить и сжимать мой член, в то время как левая теребила сосок. К двум очагам возбуждения добавился третий — его губы сомкнулись на мочке уха, вызвав ещё один сдавленный стон.
— Нравится…
Он больше не спрашивал, он утверждал, и в голосе желание перемешивалось с самодовольством. Спесивый нашси! Но я удержался, промолчал, опасаясь спровоцировать его еще сильнее, а может быть боясь его нечаянно оттолкнуть, остановить… Но Лин отнюдь не собирался останавливаться. Уже двумя руками он быстро развязал пояс, распутал шнуровку и стащил одним движением штаны до середины бедра. И эти чертовы узкие штаны, которые не
